Представьте ситуацию, где необходимо бы было передать важное сообщение другу, попавшему за решётку - так, чтобы друг понял смысл сообщения, а часовой - нет. Под «тюремщиком» суфии подразумевают особенности мышления, которые удерживают способные к развитию части нашего существа в заточении. Из такой самосозданной тюрьмы трудно выбраться, поскольку мы даже не осознаем факт своего заключения. Тюремщик - часть нас самих, и это наиболее надежная защита, о которой он только мог мечтать. Cуфии называют данный аспект «Командующее Я», нафс-и-аммара, или просто нафс.
Командующее Я - машина, созданная для самосохранения существа с обособленным сознанием. Это не само существо, лишь его инструмент. Каждую секунду воспринимающий аппарат этой машины обрабатывает огромное количество информации с двумя целями: отсортировать данные, критические для функционирования системы, и заблокировать данные, которые расцениваются как способные нарушить баланс, поддерживаемый Командующим Я.
У Командующего Я есть, и всегда была, полезная роль для нашего самосохранения, однако с этим аппаратом, по ряду причин, произошла нежелательная трансформация, из-за которой «слуга стал играть роль хозяина». Но, хотя «тюремщик» чрезвычайно эффективен, у него есть ряд свойств, зная которые, можно обойти его систему контроля. Например, он предсказуем до деталей, поскольку обрабатывает поступающие данные по алгоритму. Даже когда алгоритм меняется, это изменение предсказуемо. Древняя Tрадиция, обладая знанием алгоритмов Командующего Я, выработала методы и инструменты, использующие присущие им ограничения, дабы передать сообщение «заключенному» - внутреннему существу человека. Некоторые книги и обучающие истории Традиции выполняют функции, обычно вообще не признаваемые за функции, присущие книгам и историям.
Внутри таких инструментов обучения, дошедших до нас - зачастую в неполном виде – как сборники сказок, притч и анекдотов, можно проследить структуру или матрицу, на которую нанизывается обучающий материал. Назначение матрицы - беспрепятственная передача скрытого послания.
В сборники историй всегда вводятся дополнительные элементы, обеспечивающие их хождение и распространение в сообществе – смешные, развлекательные, поучительные («мораль сей басни такова...») и иногда даже эротические (отвлечения внимания тюремщика соблазнительной внешностью). Такие дополнительные элементы служат как клейкая паутинка и колючки репейника, благодаря которым он прицепляется к шерсти животных, и семена его разносятся по округе.
Примерно так было скомпоновано известное всем собрание сказок для взрослых «Тысяча и одна ночь». Многие из сказок «Тысячи и одной ночи», как пишет Идрис Шах в главе «Тайный язык» своей книги «Суфии», являются обучающими историями, описаниями психологических процессов или зашифрованными элементами учения Традиции. Происхождение части сказок прослеживается из арабской, персидской и индийской культур; другую же часть вообще трудно отнести к какой-либо культуре, ибо они настолько древни, что уходят корнями в устную традицию, существовавшую задолго до появления письменности.
Шах пишет, что арабское название «Тысячи и одной ночи» (Альф ляйля ва ляйля), численный эквивалент которого, согласно суфийской системе кодирования абджад, составляет 267, может быть трансформирован в другое арабское словосочетание - Умм-аль-Кисса. Умм – означает «мать, форма, источник, принцип, прототип, матрица». Кисса – «описание, история, сказка». Таким образом, Умм аль-Кисса можно перевести как «Мать описаний», «Прототип сказок» или «Матрица Историй».
*****
...Напомню суть сюжета истории, обрамляющей все сказки «Тысячи и одной ночи» и соединяющей их в связное целое. Происхождение данного сюжета прослеживается в глубь веков до времен египетских фараонов эпохи Древних Царств (2300-2100 гг. до н.э.). Cюжет широко распространился и был адаптирован в арабской, персидской и индийской устных традициях:
Персидский царь Шахрияр, узнав об измене своей супруги с рабом, предает ее казни. Царь объявляет, что отныне каждую ночь будет жениться на новой женщине, а утром лишать ее жизни, дабы она не могла совершить измены. Эта ледянящая кровь практика продолжается до тех пор, пока дочь визиря, прекрасная и умная Шaхерезада, не предлагает отцу выдать ее замуж за царя: у нее есть план, который поможет изменению внутренней природы Шахрияра и положит конец его варварским деяниям в попытке удержать контроль, чего бы это ни стоило.
Несмотря на протесты отца, Шaхерезада выходит замуж за Шахрияра и поручает своей младшей сестре Дуньязаде найти ее в ночь свадьбы с просьбой на прощание рассказать историю. История же Шaхерезады составлена так, что сюжет ее прерывается на самом интересном месте, с которого начинается новая, вложенная история - история в истории, поэтому до рассвета Шaхерезада не успевает закончить первую. Царь Шахрияр, захваченный непреодолимым желанием услышать окончание истории, сохраняет Шaхерезаде жизнь.
Шахрияр, Шахерезада и Дуньязада. Иллюстрация Леона Карре (Leon Carre)
Прекрасная сказительница повторяет свой прием с вложенными историями - иногда доходя до четырех уровней «вложенности», - на протяжении тысячи и одной ночей. По окончании этого времени (которoe совпадает с испытательным сроком для учеников суфийских школ), Шахрияр, чья природа к тому времени претерпела ожидаемые изменения, делает Шaхерезаду своей постоянной женой, прекратив казни. После чего, разумеется, они живут долго и счастливо.
Имя Шахерезады состоит из двух староперсидских корней, которые означают «власть, держава» и «благородное сословие». В имени помогающей ей младшей сестры – Дуньязада – первая часть означает «мир, мирской». Имя Шахрияр означает «властелин, повелитель». Шaхерезада представляет внутреннее качество человечества, которое может быть утеряно (перестанет существовать), если его послание перестанет передаваться.
Шахерезада. Художник Эрик Пэйп (Eric Pape)
Единственный способ выжить для Шaхерезады и выполнить свою задачу изменения Шахрияра – управлять вниманием последнего так, чтобы продолжать рассказывать истории. Для этого ею был изобретен специальный механизм, и использование вложенных историй - часть такого механизма.
Примером может быть всем знакомая «Сказка о рыбаке и джинне», где рыбак, закинув сеть, вытаскивает древний запечатанный сосуд. Рыбак открывает медный сосуд, откуда появляется страшный джинн, горящий желанием убить своего спасителя. Используя хитрость, рыбак заставляет джинна вновь залезть в кувшин, а кувшин запечатывает.
Иллюстрация к «Сказке о рыбаке и джинне», художник Чарльз Фолкард (Charles Folkard)
Джинн вновь просит рыбака освободить его, а рыбак рассказывает ему историю о царе Юнане и враче Дубане. В этой вложенной истории врачеватель Дубан вылечивает персидского царя от проказы, однако завистливый визирь пытается убедить царя избавиться от Дубана.
В ответ царь Юнан рассказывает визирю следующую (вторую вложенную) историю о царе Ас-Синдбаде, несправедливо погубившем своего сокола, который пытался спасти царя от смерти, выбивая у того из рук чашку с водой, отравленной ядом.
В свою очередь, визирь рассказывает царю Юнану параллельную вложенную историю о коварном визире другого царя, который хотел погубить молодого царевича, отправив его в логово женщины-оборотня.
Убежденный этой историей, царь Юнан решает казнить врачевателя Дубана, опасаясь его коварства. Перед казнью Дубан просит царя взять в дар книгу, которая хранит много тайн, но, когда Юнан перелистывает страницы этой совершенно пустой книги, при этом смачивая палец слюной, он вдруг понимает, что страницы книги отравлены, и умирает.
Иллюстрация к «Повести о визире царя Юнана», художник Людвиг Бюргер (Ludwig Burger)
Здесь скобки закрываются и повествование вновь возвращается к изначальной сказке о рыбаке, который все же освобождает джинна. Джинн исчезает, предварительно показав своему спасителю пруд с волшебными рыбами...
...Но это уже новая серия вложенных историй, которыми я не буду утомлять моих читателей, ибо принцип их построения уже и так понятен.
Я практически уверена, что читатель уже запутался в том, кто, кому и что рассказал, даже во время краткого изложения этих историй в историях. А в оригинале «Тысячи и одной ночи» вложенные сюжеты к тому же перемежаются стихами, рассуждениями на разные темы и многократными повторениями (метод усыпления бдительности тюремщника «рассеянием важной информации среди незначащей болтовни»).
Алгоритм аппарата Командующего Я построен таким образом, что из любого сюжета он пытается извлечь некий смысл, «мораль» (=корректировка к алгоритму контроля), сделать выводы, которые могут быть важными для самосохранения и контроля нафса за системой. Пока выводы не сделаны, «файл не закрыт».
В ситуации, когда сюжеты вплетаются один в другой, однако ни один из них не завершен, в аппарате Командующего Я, который регистрирует ввод информации, но не может завершить алгоритм ее обработки, происходит что-то вроде перегрузки и зависания. (Аналогично, например, в некоторых сетевых операционных системах нельзя держать открытыми одновременно более трех сессий-«окон». У аппарата Командующего Я тоже есть ограниченное число «сессий»: если, скажем, открыто уже по одной сессии на каждый из вложенных сюжетов, и ни одна из них не завершена «выводами», новую аппарат Командующего Я уже не откроет. Он временно «зависает» - не может закрыть предыдущие сессии, поскольку они не завершены, и не может открыть новую. Это же машина!)
Что происходит, пока наш тюремщик «завис» за неимением свободных ресурсов внимания, и пребывает как минимум в частичном ступоре? А происходит то, что информация продолжает поступать в систему, но уже в том виде, в каком передается, без перекодировки аппаратом Командующего Я. Пока последний пытается распутать хитросплетения сюжетов, нечто помимо него уже давно всё приняло и усвоило.
Дело в том, что, как мы уже говорили, создателям инструментов Традиции известен код, прекрасно распознаваемый системой и без вмешательства Командующего Я. Язык этого кода предназначен для передачи понятий, не выразимых словами, его родина - сферы, где не используются обычные языки. Скорость, с которой происходит коммуникация в этой области, не поддается приближению на земле.
Персонажи обучающих историй — дервиши, шахи, прекрасные принцессы и принцы, джинны, богатые купцы, черные рабы и разбойники, а также волшебные лампы, драгоценные сокровища и многое, многое другое — это код. При помощи данного кода передается послание внутреннему существу человека. Говоря о внутреннем существе, Омар Али-Шах указал на то, что оно имеет способность различения и пропускает только те данные, которые расценивает как положительные и полезные. Под влиянием данных из обучающих историй внутреннее существо развивается и становится способно потеснить Командующее Я, изменить его работу – так, как сказки Шахерезады преобразили Шахрияра.
*****
Примечательным является тот факт, что метод вложенных историй - совершенно независимо от суфийских источников - был «заново открыт» в психотерапевтической практике прошлого века как инструмент передачи послания «бессознательному» пациента в обход его сознательных процессов. Автором его считается Милтон Эриксон, психотерапевт, что называется, от Бога (что звучит странно, ибо формально Эриксон был агностиком).
...История жизни Милтона Эриксона необычайно интересна, и хотя у меня нет возможности ее подробно изложить, суть ее в том, что в юности, в процессе преодоления почти фатальной болезни, оказалось полностью развитым и сформированным его внутреннее существо – как бы параллельное «я», неизмеримо более знающее, эффективное и мудрое, чем его личность. Он называл его «моим бессознательным». Несмотря на звания и дипломы, Эриксон по сути всегда был самоучкой и лечил пациентов именно из своего внутреннего «я», иногда входя в своеобразный транс по время сеанса, «просыпаясь» по его окончании. Терапия Эриксона также по большей части основывалась на обращении к бессознательному человека.
Эриксон был автором методики «вложенных историй», названной его именем. Она заключается в следующем: психотерапевт начинает рассказывать первую историю, которая затем прерывается и переходит во вторую, также не завершаемую, и далее в третью историю - именно она содержит послание для «бессознательного». После этого терапевт заканчивает вторую историю, а затем и первую. В таком многослойном, как капуста, «пакете», скрытое послание доставляется более эффективно, так как сознание, занятое извлечением смысла из внешних историй, пропускает вложенное.
Примером использования метода вложенных историй был случай Эриксона с почти обездвиженным пациентом, восстанавливающимся после инсульта. Психотерапевт начал с рассказа о том, как, спеша на прием, он попал в огромную автомобильную пробку. История о пробке перешла в тему о том, что причиной заторов являются действия властей, пытающихся перерегулировать транспортные потоки в городе. После чего Эриксон начал говорить о том, что скоро все работы по перерегулировке закончатся, движение восстановится, а положение поправится. Затем он еще немного поговорил о действиях властей и завершил разговор тем, что, несмотря на пробку, успел к назначенному времени приема.
Ключевое сообщение для «бессознательного» пациента заключалось в том, что усилия по восстановлению движения будут успешными, а временные трудности закончатся. Благодаря тому, что сообщение было «завернуто» в несколько слоев, оно было передано в обход обусловленности пациента, отягощенной скептицизмом или неверием.
*****
«Тысяча и одна ночь» - далеко не единственный пример применения «матрицы историй». Шедевры древнего эпоса Махабхарата и Рамаяна, Одиссея, а также собрания историй эпохи Возрождения вроде Кентерберийских рассказов Чосера использовали схожую матрицу.
Виртуозом «матрицы историй» был великий суфийский Мастер Джалаледдин Руми. Главный его труд Маснави-и-Манави - ряд вложенных друг в друга историй, сказок и притч, в драматических местах перемежающихся толкованиями цитат из Корана и высказываний ранних суфийских Мастеров. Название книги можно перевести как «Поэтические куплеты, содержащие скрытый смысл». Сложность матрицы, примененной Руми, на порядок выше «Тысячи и одной ночи», и все её тонкости, конечно, не подлежат описанию. Например, притча о купце и попугайчике из первого дафтара (тома) «Маснави».
История начинается с того, что богатый купец, у которого была птичка – попугай (в оригинале у Руми попугай, кстати – женского рода), отправляется в Индию и спрашивает у всех домашних и у своей любимицы-птички, что им привезти из далекого путешествия. Птичка-попугай просит его, встретив других попугаев, передать им, что она находится в заточении, шлёт привет своим сородичам и просит руководства о её положении.
Далее история прерывается и идет поэтическая вставка «Описание крыл пернатых Божественных умов», косвенно указывающая, что речь в притче идёт вовсе не об обычном попугае, а о совершенно особой «птице»: «Форма её – на земле, душа же – вне пространства».
Затем история возобновляется: купец, добравшись до Индии, находит несколько попугаев и передает им вверенное послание. Один из попугаев, лишь услыхав его, тут же падает замертво. Купец, впавший в отчаяние от содеянного его речью, пускается в длинную тираду о том, что «мир одно слово в руины превратит».
Здесь история вновь прерывается и вводится толкование слов суфия-классика Аттара о том, что применение одного и того же инструмента (к примеру, слова) может иметь совершенно разные последствия в зависимости от природы того, кто его применяет. «Совершенный хоть землю в руки возьмет, в злато она обратится, а ущербный отрежет злата кусок, и в пепел оно обратится».
Здесь Руми вводит вложенную историю, взятую из Корана, о Мусе (Моисее) и колдунах египетского фараона, которых последний заставил состязаться с Моисеем в колдовстве (превращении посохов в змей). Колдуны первыми бросили свои посохи, которые обратились змеями, но брошенный Моисеем посох обернулся наибольшей змеей, и она поглотила всех остальных. Фараон, заподозрив колдунов в сговоре с Моисеем, пригрозил предать их жестокой казни. Далее идет длинный ряд поэтических метафор, начинающийся строкой: «Кусочек лакомый и острое совершенному разрешены, ты ж не совершенен, не ешь, будь нем. Раз ты – ухо, а он – язык, но он не сродни тебе, ушам Истинный повелел: «Безмолствуйте!»
Далее повествование вновь возвращается к купцу, который, завершив торговлю, возвращается домой и сокрушенно сообщает своей любимице-птичке о том, что сотворили его слова с её родичем. «Я раскаялся, к чему слова. Но уж коли я сказал, то от раскаяния что за польза?... Не воротится с пути та стрела, о сын, перекрывать сель нужно у истока....У действия в Сокровенном мире последствия рождаются, и те порождения его не по решению людей...»
Услышав о происшедшем с её родственником, птичка тут же упала замертво. Купец предается горю от потери любимицы на протяжении следующих ста строф, и, в частности, произносит: «Попугай такой, что исходит от Божественного внушения голос его. До начала существования было начало его. Внутри тебя тот попугай сокрыт, отражение его видал ты на том и на сем... Жизнь влюбленных – в умирании, сердца ты не обретёшь, кроме как в сердца лишении».
Далее вставляется толкование слов великого классика суфизма Хакима Санаи о том, что неважно, что удаляет тебя от Возлюбленного – неверие или вера, уродство или красота.
«В зелёном саду любви бесконечном, кроме печали и радости, ещё множество фруктов. Влюбленность превыше обоих этих состояний».
И вновь Руми возвращается к притче о попугае: как только купец, стеная, вытаскивает бездыханную птицу из клетки, та внезапно оживает и взлетает на дерево, объясняя хозяину, что другой попугай своим поступком дал ей совет: «Освободись от милости голоса и привлекательности, мертвецом стань, чтобы обрести избавление». Купец, внимая словам мудрой птицы, отвечает: «Ступай под защитой Аллаха, ибо ты показала мне новый путь».
И, наконец, заканчивается история толкованием коранического высказывания «Чего захотел Аллах, сбудется». «Смысл смерти попугая был в её нужде, в нужде и нищете себя ты мертвым сотвори, чтобы дыхание Исы (Иисуса) оживило тебя и сделало подобным ему самому в благе и радости».
Удивительное свойство вложенных историй Руми - каждая деталь в них, многогранная, драгоценная и законченная сама по себе, начинает играть новым смыслом, составляя часть целого. Подобно птице, передающей скрытое послание томящейся за решеткой родственнице через её собственного тюремщика, суфийский Мастер при помощи «матрицы историй» передает послание той Птице, Чья форма на земле, а суть – вне времени и пространства. Послание о том, как ей, наконец, освободиться из плена заточения.
Категории: Библиотека, Искусство, Книги, Основные разделы, Суфизм