О понимании
Жил-был один маленький, но очень умный Заяц. Сначала-то про него знали только, что он маленький. Но однажды, проходя мимо его дома, жители леса вдруг начали слышать странные звуки.
– Р-р-р-р! – слышалось рычание.
– Мьяууу, муррррр! – доносилось мяуканье.
И даже лай раздавался:
– Гав, р-р-гав!
Это было очень странно, непонятно и потому страшно. Медведи и волки, лисы и остальные зайцы гадали: кто у маленького Зайца поселился в доме? Кто издает такие звуки?
– Рычит медведь, – говорили медведи. – Или какой другой страшный зверь...
– Мяучит кошка или рысь! – заявляли камышовые коты.
А волки и некоторые собаки были уверены, что лает собака.
– Надо бы всё-таки разобраться, – шептались между собой зайцы. – А вдруг он слегка того? Сошёл с ума, к примеру.
– Действительно, не может ведь заяц просто так рычать! С ним наверняка что-то нехорошее случилось. Пойдём спросим, а то на нас, зайцев, все остальные косо смотреть будут.
Наконец, любопытство пересилило страх, жители леса собрались под окном у Зайца, позвали его и спросили, кто у него такие звуки издает.
– Это я сам, – ответил Заяц.
– Как так – ты?!
– Я учу иностранные языки. У меня тут разные аудиокурсы, по ним и занимаюсь.
– Но зачем?
– А чтобы разговаривать с котами по-кошачьи, с собаками по-собачьи. И так со всеми.
Задумались тут звери. А Заяц пояснил:
– Потому что хочу каждого понимать и с каждым дружить!
Поставили они во дворе стол, самовар, плюшек разных положили. И начал заяц с каждым говорить на его языке. С лисой по-лисьи, с волком по-волчьи, с медведем...
– Произношение у тебя немного хромает, – заметил Медведь, – поработай над ним. А в целом неплохо. Молодец, заяц ты эдакий! Умён, ничего не скажешь.
С тех пор хищным жителям леса охотиться на умного зайца стало как-то неловко. Представьте: догоняете вы добычу, а она на вашем языке спрашивает, как дела, что нового у ваших лисят слышно или как супруга-волчица поживает. Задумаешься поневоле: да, с таким умным и вежливым зайцем лучше дружить. А то мало ли что он ещё придумает!
И называют теперь зайца не просто маленький, а Умный Заяц.
(Снимок Алексея Терентьева) (обсуждение в ЖЖ)
Снегопад
Снег падал на землю и постепенно укрывал город своим широким одеялом. Снежинки суетились, метались из стороны в сторону. Некоторые летели вверх.
– Эй, вы куда? – удивлялись снежинки, летящие вниз. – Вам что, закон всемирного тяготения не указ?
– Нам не хочется вниз! Тут плохо. Тут страшно, всё вокруг угрюмое, чёрное и никакой нежности.
– Нам тоже страшно! Но все летят вниз – и мы летим. Вам что, больше всех надо?
Большинство снежинок летело вниз, хоть и металось из стороны в сторону – так, для очистки совести: они ведь знали, что закон всемирного тяготения всё равно прижмёт их, не отпустит. Но некоторые упрямо поднимались вверх.
– У нас такая работа, – уговаривали их, – надо ложиться и закрывать всё плохое своим телом. Да, мы погибнем, но после нас, потом когда-нибудь, станет хорошо!
– Мы не хотим погибать, мы хотим любить! – отвечали эти некоторые и упрямо пытались подняться. – Нам нужно, чтобы хорошо прямо сейчас!
Снег падал, рождая слово "снегопад" и заглушая все споры. Когда такой снегопад, становится непреодолимо понятно, что споры вообще бесполезны: что-то внутри каждой снежинки выбирает, куда ей лететь, и не лететь в свою сторону она просто не может. Но в основном, конечно, вниз.
А на общем фоне странных снежинок не видно. Только если задержаться у окна, если как следует присмотреться... Тогда видно, что некоторые снежинки упрямо поднимаются. И ты невольно заражаешься этим противозаконным упрямством, поднимаешься вместе с ними.
Ненадолго поднимаешься, так как ты всё-таки не снежинка.
Но на сегодня – достаточно.
(Снимок Романа Тинякова) (обсуждение в ЖЖ)
Сон
У меня была тысяча вопросов, и чувствовал я себя очень странно. Поезд метро шёл посреди каких-то пейзажей: зелёные травы, луга, пригорки – всё довольно мило, по-летнему. Даже не шёл, а плыл, потому что звук был тихий, совсем не такой. И кажется, крыши у вагона не было. Говорю же, всё было непонятно.
– Да не волнуйся ты так, – сказала Ты. – Всё объяснится рано или поздно.
На остановках заходили ещё люди. Я заметил, что многие так же растеряны, как и я, мужчины в основном почему-то. Один мужчина держал в руках кусок картона и инструменты, он всё время поглядывал на свои руки, на нас, всячески озирался. А его жена и дети сидели спокойно, будто так и надо. Я тоже посмотрел на свои руки – оказывается, они держали ракетки для настольного тенниса.
– А сетки нет, – сказал я.
Ты улыбнулась мне терпеливой улыбкой, как капризному ребенку.
На следующей остановке вошли две девушки. Одна тут же сунула мне в руки сетку для моих ракеток.
– Вот видишь, – сказала Ты. – Он обо всём подумал.
Я уже не так волновался, действительно ощущая Его присутствие где-то далеко и везде. И то, что Он обо всём подумал.
– Выходите! – приветливо воскликнула вторая девушка. – Идите за нами!
И мы вышли, и пошли за ними. Помню, я по пути ещё успел пожаловаться Тебе, что немного темновато, и смогу ли я привыкнуть. Но жаловался я уже по инерции, понимая, что теперь этот неяркий свет навсегда. Зато уютно, и движения плавные, как в фильмах про невесомость: не упадёшь, не ушибёшься. Меня охватила уверенность, что всё будет хорошо, и настроение приятного ожидания.
По пути девушки успокаивали всех идущих за ними и говорили, что скоро мы все соберемся где-то, и тогда нам объяснят. И что делать, и как тут жить в этом месте, в этой стране, куда мы все умерли.
(Снимок Романа Тинякова) (обсуждение в ЖЖ)
Когда тебя берегут
По улице, покачиваясь и блестя мокрыми ребристыми боками, плыли зонтики. Каждый вёл своего подопечного: этого на работу, того в магазин.
Некоторые двуногие, ёжась, шастали без зонтиков.
– Всё-таки это безобразие, – поморщился большой чёрный зонт, ни к кому из соседей по уличному движению особенно не адресуясь. – Слишком много в последнее время бродячих двуногих развелось.
– Ничего, – улыбнулась элегантная цветастая зонтиха. – Не так уж и много. Не отлавливать же их, в самом деле. Они тоже жить хотят.
– Да-да, пусть, – охотно подхватил старый полуавтоматический зонт с искривленными спицами. – Мы сами виноваты. Приручаем, потом бросаем. Ответственности мало!..
Черный зонт высокомерно промолчал. Он провожал своего питомца в серьёзное учреждение, наполненное ответственностью по самую крышу. Не будет он вступать с прохожими в разговоры, это несолидно.
Зонтиха, продолжая улыбаться, сдвинулась чуть влево, получше укрывая от дождя свое юркое лохматое двуногое. Она задумалась и вспомнила, как собирала утром своих маленьких зонтиков в школу. А давно ли сама ходила на уроки, училась терпеливо открываться-закрываться, повышала ловкость защиты от струй воды? И факультативы просушки ещё так свежи в памяти...
Старичок-полуавтомат посреди наступившего молчания загрустил. Он давно хромал на все спицы и понимал, что долго так продолжаться не может. Конечно, на его место придет новый из многочисленного зонтичного племени. И всё равно жалко питомца, ведь он привык ко мне, такому. Не хотелось однажды сломаться на его глазах, открыть свой беспомощный скелет... Можно потихоньку оставить двуногого друга в троллейбусе или магазине, в гостях или на почте. Но как же ответственность?
Подул ветер, выгнул спицы. Старый зонт встрепенулся. Всю жизнь его не покидала смутная мысль, что зонты могут летать. Но убедиться в этом он не мог: работа, заботы... И что ж, вот так и уйти, не вкусив полета?!
Он увидел справа вывеску «Ремонт металлоизделий, зонтов, утюгов, электробритв» и бережно направил туда своего подзащитного. Ничего. В очередь на почту он ещё успеет, никто его пенсию не заберёт. А вот спицы можно починить, и тогда, кто знает...
Может, зонт создан для полёта, как человек для счастья.
Ведь это счастье, когда тебя берегут.
(Рисунок Михаила) (обсуждение в ЖЖ)
Сказка о теплом пледе
Жил-был тёплый шерстяной плед. В этой квартире он поселился весной, когда было прохладно и всем хотелось утепляться. А тут вдруг настало лето. Всегда его ждёшь, этого лета, а оно наступает внезапно. И ещё внезапнее заканчивается. Но мы не об этом, мы о пледе.
Естественно, он теперь сделался не нужен, и мама собралась спрятать его в кладовку.
– Мам, ты куда его уносишь? – спросила Маша. – Зачем?
– Пусть полежит среди теплых вещей до зимы. А что?
– Мне его жалко, – сказала Маша. – В кладовке темно, ему будет скучно.
Она хотела сказать, что в кладовке страшно, но не решилась, чтобы плед не услышал.
– Ты так любишь этот плед, доченька? – спросила мама.
– Конечно! Он же не кусается, как тот, старый.
– Это потому, что он качественный...
– Нет, потому что хороший!
Мама улыбнулась и не стала прятать плед, а застелила им диван вместе со спинкой.
– Так наш интерьер становится даже красивее, – заметила она. – Молодец, Маша.
«Почему интерьер украшаю я, а молодец – Маша? – подумал плед. – Впрочем, пусть. Какая добрая девочка, Но странно, я не знал, что пледы кусаются!»
Он осмотрел себя всего, сначала в ширину, потом в длину. Может, вот это и есть зубы – такая длинная бахрома? Нет, она слишком мягкая... Словом, плед у себя не нашел приспособлений для кусания, и немного успокоился.
Он лежал на диване, с гордостью выполняя новую теперь роль украшателя интерьера. Со своего места ему было хорошо видно телевизор, который чаще всего показывал передачи о животных (в этой замечательной семье новости почти не смотрели, все больше передачи о странах и континентах). У тигров, волков и особенно у крокодилов зубы были. Настоящие, которыми кусать – самое то. «А я не похож на крокодила», – рассудил наш герой, окончательно успокаиваясь. Это было очень рассудительный плед.
Но у него все же было одно навязчивое желание: сильно хотелось кого-нибудь укутать, чтобы согреть. Ведь пледы для того и существуют, чтобы укутывать, укрывать. А как, скажите, укутывать, если ты лежишь на диване? Дивану тепло не нужно. А вот людям...
Поэтому плед хитрил: он норовил закутать Машу, когда она сидела на диване, и самым краешком потихоньку наползал ей на плечи. Однако девочка стряхивала уголок пледа с плеча, и он грустил без своего прямого предназначения.
Однако настали и прохладные осенние дни. Помните, в самом начале мы говорили о внезапности? Ну и вот. В один прекрасный вечер мама с дочкой уселись у телевизора, а пледом тщательно укутались.
– Как хорошо! – сказала мама. – Тепло.
– Это потому что плед у нас хороший, – ответила Маша.
(Рисунок Ларисы Мягковой) (обсуждение в ЖЖ)
Пруд, который хотел стать морем.
Любознательный мальчик гулял в большом парке, похожем на лес. Он шагал по листьям, присыпанным вчерашним мелким снегом, и смотрел в телефон.
– Зачем ему телефон, когда вокруг природа? – спросила сосна.
– У него там карта местности, – объяснила береза, заглядывая мальчику через плечо. – Человек боится заблудиться.
– А мы обозначены на этой карте? – заинтересовался дуб.
– Нет. Только пруд.
Деревья обиделись и замолчали. Мальчик подошел к пруду, посмотрел на карту.
– Пруд номер четырнадцать, – сказал он. – Странное имя.
По поверхности воды пошла рябь. Пруд заволновался. Раньше он как-то не задумывался о своем имени. Лежал себе среди деревьев, отражал закаты и восходы, катал уток – то есть занимался своей обычной работой. И вдруг – «пруд номер четырнадцать»! Какое скучное название.
Мальчик задумчиво произнёс:
– Кажется, этот пруд хочет стать морем. Иначе почему он гонит волну, так старается быть похожим на море?
Вдруг по небу промелькнули птицы. Мальчик посмотрел вверх.
– Ну вот, чайки летят. Они же только на море водятся? Или на реках тоже?
Мальчик давно ушёл, а пруд всё волновался и старался. Но устроить настоящий шторм не мог: ветер слишком слабо дул. «Пусть не море, – думал он, – но не номер же четырнадцать! Номер один хотя бы».
В следующее воскресенье мальчик снова пришёл и сказал:
– Здравствуй, море!
Потом наклонился и пустил на воду маленький парусник. Он сам его сделал из картона и бумаги. Парусник поплыл, и теперь все увидели: никакой это не пруд номер четырнадцать, а самое настоящее море!
(Рисунок Михаила) (обсуждение в ЖЖ)
Всё равно надо мечтать
От берега в море отходил мол.
– Работа у меня такая, отходить от берега, – объяснял он. – Но я недалеко отхожу и всегда возвращаюсь обратно.
Мол гордился названием своей должности: гидротехническое сооружение. Однако никто особо не обращал на него внимания. Ну, отходит от берега, ну, вдаётся в море. Таких молов на побережье десятки.
– Я всегда хотел большего, – рассказывал мол волнам, которые на него накатывались. – Я, может быть, мечтал стать мостом! Соединять один берег с другим, что может быть лучше? Но не вышло. Не хватило бетона, наверное. У нас кризис в стране, вы в курсе?
Волны не отвечали. Они разбивались о стенки мола и откатывались назад, сердито грохоча. Будете вы отвечать собеседнику, если разбиваетесь об него?
Мол изо всех сил вытягивался вдаль, стараясь стать всё-таки когда-нибудь мостом. Но длиннее, конечно, не становился. Его мечта никак не сбывалась.
– Глупый ты всё-таки, – сказала ему однажды рыбацкая лодка. – Где ты видел мосты через море? Мосты бывают только через реки. Ты не в том месте мечтаешь.
– Да? Как же мне быть?
Мол засуетился, занервничал. Мечта ускользала от него.
– А никак. Чем тебе не нравится быть молом?
– Но мосты так красиво выгибаются...
– Я по реке плавала, много мостов повидала, – задумчиво сказала лодка. – Это только на первый взгляд кажется, что выгибаться и соединять два берега просто. А на самом деле по мостам днем и ночью колесят легковые автомобили и тяжело груженые фуры, грохочут поезда. Подумай, оно тебе надо?
Мол задумался. Волны разбивались об него в сильный ветер, но зато в штиль ласкали. К нему иногда швартовались лодки и тёрлись об него боками. На самом его конце всегда стояли рыбаки и ловили рыбу. А в солнечную погоду по нему с визгом пробегали и прыгали в воду ребятишки.
– Выходит, я счастливый? – удивился мол. – Получается, у меня всё есть... Почему я этого не знал?
– Потому что надо же о чем-нибудь мечтать, – ответила лодка и посмотрела в море.
Там, на самом горизонте, стоял на якоре большой многопалубный корабль.
(Снимок Марии Неласовой) (обсуждение в ЖЖ)
Очки, которые мечтали путешествовать.
Как-то раз на бабушку обиделись очки. Она их все время забывала: то в карманах куртки, то в сумке, в ванной, иногда даже в сапогах, или вообще – на голове. Ходит по квартире, сердится, ищет очки, которые сама же на голову задвинула.
– Казалось бы, не можешь ты без очков, – досадовали Очки, – так не забывай, куда кладешь!
Но бабушка все равно забывала. Наверное, она не хотела помнить про очки, которые напоминали ей о возрасте. «Не любит она нас, и тряпочкой давно не протирала», – подумали тогда Очки и решили уйти навсегда. Дело в том, что Очки давно мечтали стать очками какого-нибудь великого путешественника. Или даже лучше не очками, а биноклем! Чтобы издалека видеть разные города, острова и моря, как вблизи. Вот это была бы работа! И никаких бабушек.
Очки долго думали, что взять с собой в путешествие, составляли список. И однажды, наконец, тронулись в путь. Однако, пока Очки доползли из одного конца комнаты в другой, они устали. «Путешествовать, оказывается, не так просто», – подумали Очки и спрятались пока под стул, передохнуть.
– Нигде не могу найти свои очки, – пожаловалась бабушка. – Все перерыла, их нет!
Тогда за дело взялись мама и папа, когда вернулись с работы. Искали очки в складках дивана, на подоконнике за занавесками. Но не нашли. А когда вернулся после тренировки Тема, он узнал о пропаже, и ему стало бабушку жалко.
– Я помогу тебе! – сказал он.
Бабушка не поверила: ведь вся семья уже везде искала! Но мальчик подумал немного, походил по квартире и нашел очки в самом углу в прихожей, под старым расшатанным стулом.
– Как они туда попали? – удивилась бабушка.
Но остальные не удивились, потому что помнили: раньше бабушка забывала Очки в самых неожиданных местах.
– Как ты сумел их найти? – спросили сына мама и папа.
– Понимаете, я же мечтаю вырасти и стать великим путешественником, – ответил Тема. – И открывать на нашей большой планете разные города, острова и моря. Как же я могу не найти очки в маленькой квартире? Ведь их отыскать намного легче! И потом, Очки мне давно говорили, что тоже хотят путешествовать. Вот я и догадался, где их искать.
Взрослые улыбнулись. А мама сказала папе:
– Я думаю, если Очки так мечтают, надо их взять с собой в путешествие.
– Вместе с бабушкой, – уточнила бабушка.
– Да! Что-то мы с вами давно никуда не путешествовали, – согласился папа.
(Рисунок Ларисы Мягковой) (обсуждение в ЖЖ)
Подумать о вечном
Дождь закончился, ветер утих, ветки перестали раскачиваться вверх-вниз. Можно, наконец, спокойно посидеть и подумать не о погоде, а о вечном.
– А мне нравится раскачиваться, – сказала Сова. – Я люблю качели.
– Давай я тогда тебя покачаю, – согласился Филин.
И покачал. Но без ветра это было, конечно, не так интересно. Сова вздохнула.
– Ну хорошо, – согласился Филин. Он всегда соглашался со своей Совой. – Давай тогда о вечном.
Они посидели, подумали.
– Нет, о домашней работе не хочется, – задумчиво сказала Сова. – Хотя из всего, что мне приходит в голову, это самое вечное.
– Да ладно! – сказал Филин, обнимая подругу. – Я помогу тебе вымыть посуду.
Они ещё немного подумали. Переглянулись.
– Ты права, – согласился Филин. – Хочется спать. Вечно хочется спать, но почему?
– И мне вечно! – сказала Сова. – Только проснусь вечером, и опять хочется.
– И утром...
– Не надо про утро! Утром спать хочется особенно.
– Может, мы не совы, а сурки?..
Они оглянулись. Вокруг были ветки дуба, его могучий ствол и крона.
– А сурки на дубах не живут, – постановил Филин.
Он был очень силён в логике.
– Тогда идём спать! – постановила Сова.
У неё была своя логика. И я должен признать, что эта логика мне очень нравится.
Посплю немного.
(Рисунок Ларисы Мягковой) (обсуждение в ЖЖ)
Динозаяц и новое предназначение
Однажды Динозаяц заметил, что большая синяя чашка испортилась: у неё отломилась ручка.
– Как же теперь из меня пить чай? – горестно воскликнула чашка.
И хотела было театрально заломить руки. Но как раз их у неё уже не было.
– Ничего, – сказал Динозаяц, подумав. – Сделаем из тебя вазон для цветка.
Насыпал в чашку землю, посадил растение и поставил на подоконник. И теперь чашка стала не чашкой, а вазоном.
– Ура! – радовалась она. – Я выращиваю цветы. Я - ботаник!
Правда, потом она привыкла и даже забыла, что когда-то была чашкой, из которой пьют чай.
А тут еще испортился детский стульчик со спинкой: он слишком расшатался.
– Всё погибло! – вскричал стульчик. – Я испорчен, жизнь пропала!
Динозаяц не знал, зачем тут понадобился детский стульчик, поскольку детей поблизости не было. Но он подумал и сказал:
– Не беда. Ты испортился как стульчик, зато родился как бар.
– Как кто? – не понял стул.
Динозаяц вместо ответа взял стульчик, перевернул его вверх ножками и прибил к стене. А потом поставил на него, как на полку, несколько бутылок с алкоголем и жестянок с чаем.
– А! – обрадовался бывший стульчик, теперь уже бар. – Понятно!
И надулся от важности своего нового предназначения.
Когда испортились джинсы, Динозаяц отрезал от них кусок с карманом и приспособил отрезанное как мини-сумочку на велосипед. Когда испортился чемодан (у него оторвалась ручка), Динозаяц превратил его в тележку на колесиках. Словом, вокруг всё портилось, однако начинало служить в другом качестве.
Но однажды испортился сам Динозаяц: он уже не мог функционировать в привычном режиме. И он сам, и всё вокруг него изменилось, стало не таким, как прежде.
– Всё пропало, – вздыхал он. – Жизнь кончена.
Так он сидел и вздыхал день за днем. Но потом задумался.
– Испорченные вещи починить нельзя, – размышлял он, – но можно дать им новое предназначение, заставив работать чем-то другим. Почему нельзя так же поступить с испорченным Динозайцем?
Как именно «так», было пока неясно.
– Ясно одно, – сказал Динозаяц сам себе, – новое предназначение непременно наступит. Хочешь ты этого или нет.
(Рисунок Михаила) (обсуждение в ЖЖ)
В школу или поспать
Днем облака плавают по небу медленно и величественно, как глубоководные рыбы.
– Почему именно рыбы? – возразило одно облако.
Это было облако из таких, которым всегда нужно что-то уточнить. Вот и сейчас.
– А что, разве непохожи? – ответил я вопросом на вопрос.
– Похожи. Но ведь мы принимаем форму не только рыб, а и медведей, слонов, птиц, других неопознанных животных.
– Да, и предметов. Но про рыб я сказал, уважаемое облако, потому что вы всё-таки плаваете.
Но облако и тут не удержалось от уточнения:
– Зато, когда дует ветер, мы летим, так что плаваем не всегда. И вообще, у нас ведь работа такая.
Словом, днём облака работают на небе: плавают и летают, меняют формы – чтобы мечтателям было о чём помечтать. А ночью спускаются на землю и спят. Даже облакам нельзя работать без отдыха. Потом, когда наступает рассвет, они снова поднимаются в небо, торопясь, чтобы их не застали на земле.
Но не все.
– Ещё пять минуточек, – хнычет маленькое облачко. – Ещё чуть-чуть...
– Я не выспалось, – капризничает другое облачко.
– Ну-ка, быстро вставайте! – строго командуют взрослые облака сверху, с работы. – И бегом в школу!
Маленькие облака медленно потягиваются, как будто встают, и снова засыпают. В школу! Так рано! Я их понимаю, сам в школу не мог проснуться.
– Доиграетесь, что вас увидят, – грозят взрослые облака. – Видите этого, который в окно на вас уставился?
Я ехал в электричке в пять утра. Справа и слева проплывали пейзажи. Долины и, так сказать, взгорья. Но сейчас они были залиты белым киселём тумана. Из него торчали редкие деревья и всё остальное, что могло торчать, а прочее было укрыто этим киселем. Я ехал и ехал, смотрел и смотрел на размазанный на несколько километров туман, и думал: как же многие из нас не любят просыпаться по утрам и идти на работу. Или в школу.
– Этого, в очках? – спросили маленькие облачка. – Видим. Ну и что? Он же писатель, к тому же сказочник. Ну, напишет про нас, а люди прочитают и скажут: «Сказки все это!» И никто ему не поверит.
Дети и подростки неутомимы в придумывании оправданий своим всяким поступкам.
Однако через полчаса туман исчез.
– Всё-таки в последнюю секунду встали и помчались в школу, даже без завтрака, – подумал я.
(Снимок Лины Курбановской) (обсуждение в ЖЖ)
Ползать рядом
В одном стеклянном аквариуме жили-были две большие улитки. Одну из них звали Клара, вторую - Елизавета. Это были очень спокойные и всем довольные улитки, которые никогда не спешили. Да и куда им, спрашивается, спешить? В мисочке всегда достаточно воды, а листики салата, кружочки огурцов или натёртую морковь им время от времени подкладывали люди – такие большие, суетливые существа.
Ну, разве что иногда поползёшь вверх по вертикальному стеклу, просто чтобы размяться.
– Ты куда поползла, Клара? – спрашивала Елизавета.
– У меня сегодня фитнес, – отвечала Клара. – Ползи ко мне!
– Думаешь? – сомневалась подруга.
– Конечно, если тебе не дорога твоя талия, то оставайся на месте, а я побежала.
Тогда Елизавета, конечно, поднималась вверх вслед за Кларой, потому что талия любой девушке дорога, даже улитке. Но ползли они так медленно, что, начав своё путешествие днём, продолжали его и ночью. Панцири улиток скрежетали по стеклу во время поворотов с одной стенки аквариума на другую, и от этого казалось, что они ночами передвигают мебель.
Однажды Клара почувствовала, что ей чего-то хочется.
– Чего, например? – спросила её Елизавета.
– Ну... Мне хочется летать, – смущенно ответила Клара.
Вторая улитка удивленно пошевелила рожками и сказала:
– Это несбыточная мечта! Ведь рождённый ползать летать не может.
Но упрямая Клара продолжала мечтать о полётах. Теперь она подолгу смотрела сквозь стекло вдаль, в окно, где летали птицы. И думала: «Почему они могут, а я нет? В чём дело? Они за стеклом, и я тоже». Клара теперь разговаривала с подругой рассеянно, отвечала на её вопросы невпопад, и Елизавете не с кем стало обсуждать вкусовые свойства сегодняшней морковки.
Вдруг Елизавета заболела: перестала есть, разговаривать, слегка закопалась в грунт и не отвечала подруге.
– Елизавета, проснись! – огорченно звала её Клара. – Что с тобой?
Но та молчала. Клара совсем расстроилась. «А вдруг она теперь никогда не ответит? Что я буду делать без подруги? – грустила она. – Ведь мы так весело ползали вдвоем!»
Люди, наконец, тоже заметили перемены в поведении улитки. Они включили лампу, стало теплее, и Елизавета проснулась.
– Мне просто было холодно, – сказала Елизавета. – А когда холодно, я заболеваю.
– Чем?
– Сном. Мне тогда лучше всего спать и не просыпаться, пока не потеплеет.
– Так ты на меня не обиделась, что я мечтаю летать?
– Нет, что ты! Мечтай на здоровье.
Клара так обрадовалась, что теперь всё время ползала рядом с подругой, не отставая ни на шаг. Ни на один улиточий, очень медленный, растянутый на часы шаг. Елизавета посматривала на свою спутницу и весело ей подмигивала.
– Ты вроде летать хотела, Клара, – подначивала она, – а ползаешь рядом со мной.
– Зачем летать, – ответила улитка, – если гораздо приятнее синхронно ползать рядом с тем, кто тебе дорог!
Елизавета задумчиво произнесла:
– У нас с тобой синхронное ползанье. Вид спорта такой.
– Только ты, пожалуйста, не болей больше, – попросила Клара.
Самое интересное
В электричке я всё чаще замечаю: большинство людей не умеет молчать.
Хотя для такого вывода и ездить никуда не надо.
Можно просто пройтись по улице, зайти на рынок.
С одного конца Яготина на другой кум спрашивает куму, как дела.
А многие ещё и по телефону.
Мужчины и женщины всех возрастов звучат непрерывно.
Иногда я боюсь за них: как они успевают воздуху набрать?
Их слышно отовсюду. Не замолкают ни на минуту.
Почему они боятся помолчать?
Чтобы заслониться от несовершенств мира звуками своего голоса?
Тогда они правы.
Нужно громко говорить, включать до упора музыку – чтобы не слышать огромную одинокую тишину.
Нужно возводить гигантские скульптуры и дома – чтобы не видеть бесконечного пугающего пространства.
А потом пить, чтобы не думать о бессмысленности короткой жизни.
И смотреть телевизор – чтобы вообще не думать ни о чём.
Хотя ведь именно там, чего мы не видим, не слышим, не чувствуем и о чем не думаем – самое интересное.
(Снимок Ирины Козорог) (обсуждение в ЖЖ)
Его сиятельство
На площади стемнело. В небе было пусто, лишь часы на здании вокзала сияли рубиновым светом, показывая почему-то температуру воздуха. И ещё голубыми петлями змеилось на фоне затухающего заката название магазина «Престиж». Становилось темно, таксисты включили подфарники и огоньки сигарет. Всё это я лично видел, проходя мимо с велосипедом, который тоже включил свои фонарики и мигалки.
И вдруг надо мной зажёгся фонарь.
– Я Луна! – заявил он.
– Непохож, – ответил я.
– Но я же в небе, – расстроенно сказал он. – И сияю.
Я задумался.
– Ну, если я не Луна, – продолжал фонарь, – какой тогда смысл?
И он уже начал медленно гаснуть.
Я мог легко объяснить осветительному уличному прибору, почему он не небесное светило. Луна освещала бы мне дорогу до дома, все два километра. А фонарь для этого слишком низко висел. Но зачем разрушать иллюзии энтузиаста привокзального освещения? Иллюзии – это такое дело, думал я, что их лучше ни у кого не отнимать, особенно если от них только польза. У меня самого, между прочим, довольно много иллюзий. И не всегда полезных. Но я же их всё равно не отдам.
– Конечно, уважаемый, вы Луна, – сказал я. – Светите поярче, ничего не видно. Ну, мне пора, спокойной вам ночи!
Мы с велосипедом отправились потихоньку домой, и, пока не свернули за угол, всё время оглядывались. Луна светил добросовестно, сиял изо всех сил.
Я ехал домой и представлял себе чашку чая с ломтиком лимона, похожего на Луну.
(Снимок Ирины Козорог) (обсуждение в ЖЖ)
Оля и будильник Мурчик
Мама купила Оле будильник, чтобы она вовремя просыпалась в школу, в свой первый класс. Будильник напоминал кота: у него были остренькие ушки, а на циферблате нарисованы кошачьи прищуренные глаза.
Девочке будильник понравился. Но он почему-то не звонил в семь утра. Мама его заводила, папа его заводил... А он звонил в девять.
Папа ходил в мастерскую, чинить будильник. Там ему сказали, что он отлично работает. Но он снова звонил на два часа позже. И Оля опаздывала в школу.
– Завтра выброшу его и куплю новый! – рассердился папа.
Когда все уснули, Оля взяла будильник, погладила его и шепнула:
– Глупенький. Что же ты не звонишь, когда нужно?
– А мне тебя жалко, – ответил тот, шевеля усами-стрелками. – Так рано вставать, это ведь, наверное, очень трудно!
Оля серьезно сказала:
– Трудно. Но мне обязательно нужно в школу к восьми. Так что ты, пожалуйста, буди меня... А в воскресенье, так и быть, жалей.
С тех пор будильник, которого Оля назвала Мурчик, всегда звонил вовремя. А в воскресенье и вовсе молчал.
(Рисунок Ларисы Мягковой) (обсуждение в ЖЖ)
Ксюша и Фея
Вечером мама и Ксюша пили чай с вареньем. Дочь спросила:
– Мама, а как у тебя получается такое вкусное варенье?
– Мне помогала Фея Ягодного Варенья, – улыбнулась мама.
– А что она делает?
– У кого она стоит за спиной, у того и пенки немного, и ягода не разварится.
Ночью фея приснилась девочке и строго спросила: «Почему ты до сих пор не научилась читать? Тебе ведь уже пять лет. Я у тебя за спиной стою, стою, а ты все никак...»
Ксюша хотела ответить, что читать гораздо труднее, чем варить варенье, но не успела – проснулась. И задумалась: какая же это была фея? Непонятно...
Вечером девочка отложила игрушки и открыла азбуку. Буквы по одной читались хорошо, а все вместе разбегались, как муравьи. Ксюша ловила их пальцами и произносила вслух: «Ма-ма, Де-ре-во». Она устала, хотелось бросить книгу, но... Девочка украдкой оглядывалась: а вдруг фея стоит и ждет?
Через несколько дней удивленная мама спросила:
– Ксюшенька, как ты так быстро научилась читать?
– Мне помогала фея! – гордо ответила девочка и, подумав, добавила. – Фея Читательной Азбуки.
(Коллаж Ирины Козорог) (обсуждение в ЖЖ)
Лёша и хвостатый доктор
Лёша горько плакал. Ещё бы не плакать: ведь ему только что вырвали зуб! Было очень страшно и больно. И как только мама могла отдать его этому ужасному доктору?!
– Сынок, успокойся, – шептала мама в коридоре, сжимая сыну ладонь. – Всё позади!
Но он вырвал руку и, насупившись, вышел на крыльцо. Тут же к нему откуда-то сбоку придвинулся небольшой пёс, ткнулся гладким лбом в руку и застыл.
Мальчик перестал плакать.
«У тебя уже ничего не болит, правда?» – услышал мальчик голос внутри головы.
«Это ты со мной разговариваешь? – удивился мальчик. – Почему?»
«Я помогаю доктору, – важно ответил пёсик. – Потому что я и сам доктор. Скажи честно, ведь было почти не больно, только страшно!»
«Да», – признался Леша.
Гладить теплый лоб песика, ощущать его влажный нос было так приятно! Страх и боль прошли, мальчик совсем забыл про зуб. Тут его позвала мама, Лёша помахал пёсику рукой, тот взмахнул рыжим хвостом.
На крыльцо вышел мужчина в белом халате.
– Спасибо, коллега, – сказал он песику. – Скоро выйдет девочка, она очень боится. Вы уж постарайтесь!
(Рисунок Валерия Козлова) (обсуждение в ЖЖ)
Мамозащитные очки для Солнца
Одна девочка взяла мамины солнцезащитные очки, надела их, подошла к окну, посмотрела вокруг... И увидела, что улицы и деревья, небо и дома стали серыми, тусклыми и грустными.
«Ага, мама надевает темные очки, когда ей грустно», – подумала девочка.
Надо бы маму спросить, но она ее и так каждый день забрасывает вопросами: «Почему шуршит обертка от конфеты? Почему медведь в клетке, а слон нет? Почему все падает вниз, а дым летит вверх?»
Тут дунул ветер, отдернул занавеску, и в комнату заглянуло солнце.
– Твоя мама надевает очки, – сказало Солнце, – чтобы защитить глаза от моих ярких лучей.
– Понятно, – ответила девочка.
– Но мне обидно, – вздохнуло Солнце. – Ведь маме было бы неприятно, если бы я надело мамозащитные очки? Как думаешь?
Тут девочка не выдержала и побежала все рассказывать маме. Мама рассмеялась, обняла девочку и сказала:
– Я очень люблю солнце, а темные очки ношу просто для красоты. Мы, девочки, должны быть красивыми! Тебе мы тоже купим такие очки, а солнцу передай, пусть заглядывает к нам почаще.
(Снимок Валерия Аллина) (обсуждение в ЖЖ)
Тянуться и балансировать
Цветок рос во дворе. Ничего, кроме двора, ему видно не было. Во дворе были: дом, колодец, погреб, огород и другие цветы. Если с самого детства, день за днём видеть одно и то же, пусть самое родное – в конце концов надоест.
– Что там, за забором? – спросил цветок у кота.
Кот часами сидел на заборе, он контролировал окрестности в обе стороны – и внутрь, и наружу.
– Улица, – коротко ответил кот.
Это был опытный, мудрый кот, который попусту не тратил лишних движений и слов.
– Интересно? – волновался цветок.
– Да.
– Я тоже хочу увидеть улицу!
Кот лишь зевнул в ответ.
– Ты и во дворе живешь, и на улицу выходишь! И на заборе сидишь, тебе всё видно, почему я так не могу?
Кот понял, что цветок так просто не отстанет, снова зевнул и ответил:
– У меня же есть лапы, вот я и хожу, где хочу. А у тебя только стебли и листья.
Цветок поник.
– Хорошо тебе! А я? Неужели никогда не увижу ничего, кроме двора?..
– Ну... Не знаю. Надо тянуться, наверное. А главное, – назидательно сказал кот, – необходимо выйти из зоны комфорта.
– Куда выйти?
– Э-э-э... Наверное, в зону дискомфорта.
Цветок начал изо всех сил тянуться за забор, в неведомую зону. Он был очень любопытен, этот цветок. И в один прекрасный день кот увидел, что растение выглянуло за забор, свесилось наружу.
– Ну что, доволен? – спросил он.
– Конечно! Здесь так много забавного, все суетятся, бегают туда-сюда. Красота! Интересно, а что там, за домами, за забором на противоположной стороне улицы? Зона ещё большего дискомфорта?
Кот вздохнул и не ответил. Если отвечать на все глупые вопросы, никаких сил не хватит. А силы надо экономить. Знаете, как трудно балансировать на тонкой грани между сытостью и свободой?
(Снимок Валерия Аллина) (обсуждение в ЖЖ)
Тянуться и балансировать
Если нет дома, его можно построить. А если не умеешь?
– Тогда нарисовать, – сказал воображаемый дом. – Рисовать же ты умеешь. Давай, рисуй скорее!
– Потише, воображаемый, – сказал человек.
Они с домом помолчали. Человеку нравилась в домах эта черта: молчаливость. Он так и представлял себе дом, который не мешает. Даже если скрипнет, то лишь от усердия не мешать, от тактичности.
– Значит, вот это стены, – рисовал художник, – вот окна и крыша...
Дом вздохнул:
– Что же я, совсем один? Больше никого не будет?
– А я? – спросил человек.
– Мне нужны другие дома, – сказал нарисованный дом. – У каждого человека должен быть дом, так?
– Ну да.
– И тогда у каждого дома должен быть...
– Человек?
– Нет, ты же и так есть! Должен быть соседний дом. И ещё один. Тогда получится улица, понимаешь? На улицу можно смотреть.
Человек задумался. Если нет дома, его можно нарисовать. А если нет города?
Тогда он снова призвал на помощь своё воображение. Это, кстати, очень удобно: в воображении всегда чисто прибрано, всё лежит на своих местах. И главное, тишина.
– Призывник по вашему зову явился! – отсалютовало воображение.
Они разложили лоскуты домов по диагонали, по цвету и по композиции. Потом мысленно сшили, чтобы лоскуты не взлетели от дыхания: там, в воображении, они очень воздушные. И уже совсем осторожно, не дыша, взялись за концы лоскутного одеяла, чтобы положить его на картину и пригладить сверху красками.
Вот так и получилось лоскутное шитьё города.
Теперь картина висит перед человеком на стене. Странно: висит она спереди, а защищает со всех сторон.
Потом, когда он отдаст её в добрые руки, она будет защищать их.
(Рисунок автора) (обсуждение в ЖЖ)
Человек и сны
Человек должен был сесть на электричку, чтобы доехать до аэропорта и вернуться из чужой страны в свою. Но вдруг он осознал, что не помнит, где садиться, на какой улице. Туда идти? Или туда?.. Но ни там, ни там никаких станций!
– Неплохо, – прошептал один сон другому. – А вот так?
Человек поехал с подругой в отпуск, а она вдруг ушла куда-то. Неужели бросила, оставила одного? Он начал торопливо набирать её номер на телефоне, и с ужасом понял, что не помнит ни одной цифры.
– Тоже ничего, – ответил второй сон. – Годится.
Эти два сна перепорхнули от изголовья кровати на стол, а на их место слетелись несколько других. В одном человек был водителем, вёл грузовик по обледеневшей скользкой улице и не мог его удержать на проезжей части. В другом брёл по анфиладе комнат сквозь толпы молчаливых людей, искал кого-то и не мог найти.
– Всё же я не понимаю, – тихо сказал один из снов. – Мы что, должны его мучить?
– Это он себя мучит. Мы такие, какими он нас вызывает. А нам что? Наше дело вылетать по вызову.
Сны летали под веками человека, как птицы. Тени их крыльев шевелились, перекрещивались всё быстрее. Когда мелькание достигало некоего предела, человек открывал глаза. И уже никаких теней, никаких снов не видел.
Кряхтя, человек садился и решал, не сесть ли ему за компьютер. А может, попытаться опять уснуть?
– Хочу показать ему что-нибудь солнечное, морское. Хоть разок.
– А я хочу, чтобы он полетал в небе...
Сны перешептывались, прячась в чемодане.
– Тише вы, Тарковские! Ждите своей очереди.
Засыпая, человек подумал, что давно не ходил в кинотеатр, и пора бы уже что-то посмотреть.
(Снимок Валерия Аллина) (обсуждение в ЖЖ)
Искусство мечты
Для чего кабачкам такие огромные, как уши слона, листья? Да к тому же ещё и колючие.
– Что за глупый вопрос, – перешёптываются кабачки там, в тени. – Чтобы ты нас не сорвал! Ребята, прячься!
Солнце припекает макушку. Я накрываю её панамкой. А кабачки прячутся внизу, у самой земли, в приятной прохладе.
– Смысл прятаться, – говорю я. – Всё равно сорвут. Так не лучше ли сейчас?
– Не лучше! Мы хотим подрасти!
Огородник из меня никакой, даже не начинающий. Но и я знаю, что крупный кабачок не так вкусен, он уже с зернами, и вообще. Мне так говорили.
– А вы задумывались, для чего растёте? – спросил я.
Это был жестокий вопрос, так как ответ известен: чтобы люди наслаждались, употребив их в еду любым из многочисленных способов. Но молодые кабачки были ещё слишком молоды. Они ответили:
– Для счастья!
Однажды утром я проснулся и увидел на кухонном столе кабачок. Хотя имя с суффиксом ему уже не подходило: это был кабак. Огромный, он занимал весь стол.
– Ну что, подрос? – спросил я.
Это был явно один из тех, кого я пожалел. Кто-то из опытных огородников его сорвал, положил на стол в назидание мне и ушёл на работу.
Кабак молчал и лаково отсвечивал упругой кожей. Он не хотел теперь разговаривать, так как почти сравнялся со мной размерами. Теперь это был не плод земли, а дирижабль. Может, он мечтает летать? Возможно, кабак-великан видит себя в облаках, а не на сковородке?
– Мечтать я и сам умею, – сказал я.
И с трудом втиснул его в холодильник.
Пусть им занимаются опытные огородники. А я потом сделаю вид, что не знаю, из чего приготовлено то или иное блюдо. Ведь я, как и кабачки, достиг больших успехов в искусстве самообмана. Без которого жизнь на планете была бы вообще невозможна.
Снимок Жанны Валиевой (обсуждение в ЖЖ)
Разговоры с ветром
Один человек разговаривал с ветром. Вначале не хотел, но трудно с буйным не разговаривать: ты молчишь, а он пристаёт, теребит, свистит, нашёптывает. Разговаривает стуком веток в окно, прыжками световых пятен ночью на потолке – то есть языком жестов.
– А помнишь про разницу температур и давлений? – веселится ветер.
– Какую такую?
– Ты писал, что я люблю справедливость. И если есть разница – уравниваю.
– Да-да, а ещё я писал, что ты любишь дискотеки.
– И громы! И молнии! Мне нравится, как ты обо мне рассказываешь. Писатель всё-таки, – гордится ветер. – Давай ещё, давно не описывал. Ну, как там у тебя всё начиналось. Как я швыряю в небо ворон, словно горсть семечек. Как завываю и бушую, бью всем телом в стекло, хотя тела у меня же нет! И как прошусь по ночам в дом, а мне не открывают!
– Ээээ...
– И о справедливости ещё напиши! Что она очень зыбкое равновесие, что её, в сущности, и не бывает, а если бывает, то совсем недолго. Ну? И что тебе грустно! – залихватски свистел ветер. – А я мешаю тебе грустить, открываю входную дверь, раздуваю парусом тюлевую занавеску, гуляю по ногам, заставляя тебя надеть носки.
«Я тогда рассердился и выгнал тебя, – подумал человек, – и ты умчался нагибать деревья, растрепывать шевелюры кустам и прочим растениям. Помню. Ты раздражал меня, напоминая, что всегда и надолго наступает именно то, чего не любишь: осень, зима, холода. А то, что любишь, всегда и быстро заканчивается».
– Неохота мне писать о тебе, – сказал человек. – Мне уже не одиноко, не тоскливо, тепло. Какой тогда смысл? Можешь дуть, нагибать и растрёпывать, сколько угодно.
– Но как же так? Я тогда специально удрал из города и примчался к тебе в провинцию! В городе меня никто не слышал, там автомобили, мусоровозы, сирены, фейерверки эти дурацкие! А ты меня слышал!
– Я и теперь слышу. Ты нашёптываешь имя моей любимой.
– Ну, знаешь! – возмутился ветер. – Это твоя буйная фантазия!
И порывисто дунул к морю.
Но вначале всё-таки покраснел.
(Снимок Марии Неласовой) (обсуждение в ЖЖ)
О Белом Художнике
Вначале ветер подмёл листья. Потом он задумался: что дальше? И пошёл снег. Он шёл и летел, потом начал медленно опускаться на землю.
– Шшшшш... – шептал он.
И стало тихо. Сразу стало ясно, кто тут главный.
Машины понизили голос, передвигаясь на цыпочках. Припаркованные на тротуарах – скрылись под белыми коврами. Прохожие примолкли, оглядываясь и прикрывая лица ладонью, как козырьком.
А снег всё летел, носился, шёл, падал, кружился, заметал и укрывал. Город стал белым, нарядным. Ветер утих, снежинки теперь падали ровно, спокойно. Снег закрывал разбросанные кирпичи на стройке и мусорные баки, прятал всё некрасивое и заштриховывал чёрное. Он оставлял только белизну и красоту.
– Знаете, как это трудно, чтобы только красота, и ничего лишнего? – шептал Белый Художник.
Снег опускался на город, и красоты становилось больше, она угнездилась на крышах, на ветвях деревьев и проводах. Мальчик и девочка шли из школы, они остановились, чтобы поговорить. Через минуту на головах и плечах у них выросли белые шапки.
(Снимок Романа Тинякова) (обсуждение в ЖЖ)
Учитель спал, уронив голову на тетрадки. А в комнате ожили предметы.
– Он устал, – сказала Чашка.
– Конечно! – буркнул Чайник. – Всю жизнь работать!
– Вы заметили, как он смотрел на картину? – скрипнул Шкаф.
На стене висела картина: пальмы, море, белая яхта. Учитель мечтал когда-нибудь попасть к морю. Но всю жизнь сидел дома и проверял тетради.
– Наш хозяин заслужил лучшей жизни. Ты ведь обещал помочь ему, Чародей!
Чёрный волшебный кот потянулся.
– Если я исполню его желание, кто будет начищать вас до блеска, Чайник и Чашка? – мурлыкнул он. – Кто будет вытирать пыль с тебя, Шкаф? Мы останемся одни!
Наступило молчание. Чайник сказал:
– И пусть.
– Да, – добавил Шкаф, а вслед за ним и Чашка. – Если любишь кого-то, его желания важней твоих.
...Учитель вздрогнул и проснулся. Вместо картины было окно, дул ветер, пахло морем. Пальмы звали: иди к нам! Он уже шагнул, но оглянулся. А как же дом? Все пожелтеет, покроется пылью? Любимые вещи осиротеют? Нет.
– Я остаюсь дома, – подмигнул он коту. – Ты рад, Чародей?
(Рисунок Валерия Козлова) (обсуждение в ЖЖ)
Зажмуриться и представить
Сумасшедший ветер летел по планете.
Писатели прильнули к своим ноутбукам и строчили слово за словом.
Что-то изменилось. Что-то стало не так, как раньше.
– Куда ты, дорогой? – страдальчески подняв брови, спросила жена.
Пожилой супруг мрачно рассматривал в зеркало свой генеральский мундир.
– На забастовку.
– Но это ведь не поможет!
Жена уже знала, что военные остались без работы. Некоторое время назад, никто точно не зафиксировал, когда именно – оружие перестало действовать. Автоматы и пушки не стреляли, бомбы не взрывались, ракеты застревали в шахтах. Это происходило во всём мире.
– Я должен поддержать своих ребят, – заявил генерал, выходя из квартиры.
Жена спустилась с ним на первый этаж. Её беспокоило незнакомое сосущее чувство. «Ему грозит опасность!» – вдруг поняла она. Вцепилась в мундир, когда он распахнул дверь наружу, и не пускала.
– С ума сошла? Убери руки!
Прямо перед подъездом рухнула на землю огромная ветка. Еще шаг, и она убила бы человека.
Сосущее чувство отпустило её. Муж смотрел на жену с ужасом и отвращением.
– И ты из этих, из ощущателей! – заплакал он, оседая на землю.
Она отвела его домой.
Военные и невоенные, террористы и антитеррористические отряды остались без дела. Огнестрельное оружие превратилось в бесполезный металлолом. А холодное?
На улицу, размахивая тесаком, выбежал террорист. Выбежал и остолбенел: никого в радиусе полукилометра от него не было. Люди прятались за оградами парков, смотрели на него сверху с мостов, из-за стеклянных дверей закрытых магазинов – они были недоступны.
– Вы тоже почувствовали приближение опасности? – спросил парень девушку.
Они наблюдали за растерянным потенциальным убийцей и окружившей его полицией издалека, с балкона какого-то административного здания.
– Нет, я ещё не приобрела это чувство, – вздохнула девушка. – Но мне помогли.
Парень кивнул. В любой толпе всегда были те, кто ощущает, и те, кто пока нет. Первые уводили вторых.
Другой террорист выскочил на оживлённый, как правило, перекресток на грузовике. Он был готов протаранить толпу на остановке. Но никого там уже не было. Грузовик остановился, и к нему подбежали полицейские.
– Кто-то первый это придумал, – делились друг с другом люди. – Когда-то давно. Писатели. Они писали, писали – и, в конце концов, получилось по написанному.
Два старика пили эспрессо на веранде кафе.
– Так что же, все войны прекратились?
– Конечно, воевать-то нечем.
– Но это же полный крах для торговцев оружием!
– Ага. И заметьте, они даже застрелиться не могут.
Старики похихикали.
– А военным выдадут песочек и оловянных солдатиков. И они постепенно перестанут бастовать, переквалифицируются в пожарных, например.
– Да мало ли в кого. Столько ещё неизученного на океанском дне, в горах, пустынях. Тут их подготовка и пригодится.
Сумасшедший ветер летел по планете.
Писатели прильнули к своим ноутбукам и строчили слово за словом.
Сплеталась совсем другая действительность.
В ней было далеко до сказочного идеала. Люди по-прежнему умирали от болезней, страдали от неразделённой любви, голода, безработицы.
Но их не убивали. Никто никого не мог насильно лишить жизни.
– Хочу купить много тюльпанов, – подумал автор. – Большой-пребольшой букет.
Зажмурился и стал представлять себе, как он это сделает.
(Рисунок Валерия Козлова) (обсуждение в ЖЖ)
О предусмотрительности
Тяжелое дыхание грозы. Влажное тело дождя. Они угадывались, но не спешили.
– Я скоро, – говорил дождь. – Ждите! Не мойте автомобили, берите с собой зонтики.
На человеческий язык его переводил ветер. Поэтому дождь говорил с шелестящим акцентом, и его никто не понимал. Зонтиков не брали, машины мыли. Кое-кто даже на велосипеде выехал.
Долго не было дождя, с самого утра не было и до трёх дня. И вот в самый, прямо скажем, неподходящий для велосипедиста момент – началось.
Упали капли вначале редкие, но тяжелые и большие, как сливы. Дождь зазвучал уже без помощи ветра, он взял в музыкальные инструменты листья пальм, крыши домов и машин, даже тротуары и мостовые.
– По-пал-ся! – радостно простучал дождь по голове и спине велосипедиста, используя на этот раз азбуку Морзе.
– А вот и нет, – ответил ему велосипедист на языке жестов. И упаковал документы, деньги и телефон в заранее припасенный полиэтиленовый пакет.
– Как же так? – заволновался дождь. – А промочить насквозь? Испортить печати, микрофоны, шекели? Я так не играю!
Велосипедист был опытный, попадавший под ливни, будьте уверены.
– Давай меня окатывай, – ответил он на языке действий, садясь в седло и продолжая свой путь.
Дождь сердито изрешетил футболку бывалого байкера.
– Тёплый! Мокрый! – посмеивался тот в усы, крутя педали. – Я готов тебя полюбить.
– А раньше не любил!
– Так то раньше и не здесь. Поливай, не отвлекайся.
Но дождь разочарованно утих.
В общем, договорились дружить и в гости друг к другу захаживать.
(Снимок автора) (обсуждение в ЖЖ)
Что дальше
Подул ветер, и от ветки оторвался оранжевый кленовый лист. Он летел и падал, ветер кружил его. Лист очень переживал, что его ожидает там, внизу.
– Что теперь со мной будет? – гадал он, мелькая то желтым, то оранжевым боком. – Неужели это конец?
Тут мимо пролетел коричневый высохший лист каштана.
– Эй, друг! – позвал его кленовый лист. – Что нас ждет дальше?
– Ничего не ждет. На этом всё заканчивается, – мрачно пробурчал тот.
И улетел.
Маленькому кленовому листику стало страшно. А главное, обидно: как же так? Вырастал, грелся на солнце, трепетал по мере сил. И вдруг... Неужели это правда?
Ветер утих. Лист лёг на траву, зажмурился и приготовился к чему-то неизвестному и страшному. Вдруг его схватила чья-то рука.
– Мама, папа! – воскликнула девочка. – Смотрите, какой красивый! Давайте его тоже возьмем.
Они присоединили лист к букету, который составляли во время прогулки по городскому парку. Лист принесли домой, поставили в вазу в компании с другими листьями, а вазу – на стол.
– Смотри, доченька, – сказала мама, – букет горит, как маленький костёр, всеми цветами пламени. Теперь в нашем доме стало еще красивее, правда?
– Правда, мам. И теплее!
Кленовый листок загордился: ведь он украшает комнату!
– Я теперь дизайнер интерьера, – подумал он. – А жизнь, наверное, никогда не заканчивается. Просто становится другой.
(Снимок Валерия Аллина) (обсуждение в ЖЖ)
Кто кому
Море вздыхает, ворочается с боку на бок, потом не выдерживает:
– Ты не даёшь мне спать. Сколько можно? Хватит глазеть!
Я притворяюсь, что только сейчас его увидел.
– Какие проблемы? – спрашиваю. – Кто кому не даёт спать, это ещё вопрос.
Оно продолжает ворчать и бухтеть своими бухтами.
– Ночь на дворе, а он уставился. Мне отдыхать надо, завтра рабочий день. И корабли жалуются, что волнуюсь.
Я падаю обратно на подушку.
– Ладно. Всё. Не смотрю на тебя. Спи.
Море затихает.
Ночь затихает.
Правда, я всё равно вижу море на внутреннем экране век, слышу в раковинах ушей.
Ну а как иначе. Оно же теперь всё время со мной.
(Снимок Михаила Попова) (обсуждение в ЖЖ)
Поверят или не поверят
Сегодня утром я посмотрел на линию гор и удивился: она изменилась. Странно. Горы, они ведь как буквы в бумажной книге – куда поставили, там и стоят спокон веков в одном и том же виде. А тут...
Я пригляделся. Обычно утренние горы в нежной сиренево-голубой дымке прячутся одна за другую: «Я ещё сплю, не смотри на меня! Смотри вот на неё, она ближе!. И так каждая. Но сегодня одна гора как будто выросла, и теперь возвышалась над всеми.
– Может, облако? – усомнился я. – Бывают облака, похожие на горы.
Облака надменно фыркнули, отвернулись и разошлись.
Нет, не облако.
Огромная гора нагло вытарчивала из остального коллектива. Это было очень странно. Впрочем, я странности люблю, однако в данном случае кроме странности имелась ещё и непонятность. А вдруг произошёл сдвиг земной коры, геологических пластов? А я тут еду спокойно в автобусе и ничего не знаю?
– Тебе всё равно никто не поверит, – шепнула выросшая гора.
И тут же сделала вид, что это не она сказала.
Ну, я тогда тоже сделал вид, что не слышал этого. Ехал себе в автобусе, смотрел на горы, на море. И думал. Вспоминал один давний разговор. Один пожилой человек рассказал вот что. По утрам, когда самолёты еще не садятся в эйлатский аэропорт и не взлетают с него, когда тихо и сонно кругом, над заливом Акаба иногда летает небольшой самолет. Между Иорданскими горами и Эйлатом негромко летает он кругами, то повторяя линию гор, то сближаясь с линией моря. Это летает король Иордании. Потому что он бывший военный пилот.
– Ясное дело, – подумал я тогда. – Если ты бывший пилот, то почему не полетать над заливом. Тем более если ты король, а значит, у тебя есть свой самолёт. Летаешь и смотришь сверху на всю эту красоту.
Я тогда ещё подумал, что рассказанная про пилота-короля Иордании история мне так нравится, что я категорически не хочу заглядывать в интернет. И искать там подтверждение или опровержение. Информация всё испортит. Исчезнет очарование, пропадёт правильное настроение. Он будет летать не над заливом, не по утрам или вообще не король. Так неинтересно. А в моём воображении он, король Иордании то есть, уже летает! И изменить этот факт никакой интернет не в состоянии.
Вот так и с горой. Оказывается, горы могут вырастать по утрам, а потом потихоньку возвращаться к прежним размерам. Я это видел.
– Я же сказала, тебе не поверят, – повторила присевшая уже на своё место гора.
– Это тебе не поверят, что ты не умеешь расти, – ответил я.
(Снимок Михаила Попова) (обсуждение в ЖЖ)
Категории: Библиотека, Детское развитие, Основные разделы, Сказки и притчи, Тексты, Юмор