Пропавший указ
Пушкин рассказывал, что, когда он служил в министерстве ин(остранных) дел, ему случилось дежурить с одним весьма старым чиновником. Желая извлечь из него хоть что-нибудь, Пушкин расспрашивал его про службу и услышал от него следующее.
Однажды он дежурил в этой самой комнате, у этого самого стола. Это было за несколько дней перед смертью Павла. Было уже за полночь. Вдруг дверь с шумом растворилась. Вбежал сторож впопыхах, объявляя, что за ним идет государь. Павел вошел и в большом волнении начал ходить по комнате; потом приказал чиновнику взять лист бумаги и начал диктовать с большим жаром. Чиновник начал с заголовка: «Указ е(го) и(мператорского) в(еличества)» — и капнул чернилами. Поспешно схватил он другой лист и снова начал писать заголовок, а государь все ходил по комнате и продолжал диктовать. Чиновник до того растерялся, что не мог вспомнить начала приказания, и боялся начать с середины, сидел ни жив ни мертв перед бумагой. Павел вдруг остановился и потребовал указ для подписания. Дрожащий чиновник подал ему лист, на котором был написан заголовок и больше ничего.
— Что ж государь? — спросил Пушкин.
— Да ничего-с. Изволил только ударить меня в рожу и вышел.
(Вацуро В. Э. Из разысканий о Пушкине // Временник пушкинской комиссии. 1972. Л., 1974., с. 100).
Статистические напасти
В начале прошлого столетия и собирания статистических сведений одна местная власть обратилась в один уезд с требованием доставить таковые сведения. Исправник отвечал: «В течение двух последних лет, то есть с самого времени назначения моего на занимаемое мною место, ни о каких статистических происшествиях, благодаря Бога, в уезде не слышно. А если таковые слухи до начальства дошли, то единственно по недоброжелательству моих завистников и врагов, которые хотят мне повредить в глазах начальства, и я нижайше прошу защитить меня от подобной статистической напраслины».
(Вяземский П. А. Старая записная книжка // Поли. собр. соч. СПб., 1883. Т. VIII, с. 362–363).
Пробовал — хуже
Царевич Грузинский, отличавшийся своею ограниченностью, был назначен присутствующим в правительствующем Сенате.
Одно известное царевичу лицо обратилось к нему с просьбой помочь ему в его деле, назначенном к слушанию в Сенате. Царевич дал слово. После, однако, оказалось, что просителю отказали и царевич, вместе с другими сенаторами, подписал определение. Проситель является к нему.
— Ваша Светлость, — говорит он, — вы обещали мне поддержать меня в моем деле.
— Обещал, братец.
— Как же, Ваша Светлость, вы подписали определение против меня?
— Не читал, братец, не читал.
— Как же, Ваша Светлость, вы подписываете, не читая?
— Пробовал, братец, — хуже выходит.
(Рассказы из недавней старины // Русский Архив, 1882, с. 186)
Ты да я, да мы с тобой
Во время Крымской войны государь, возмущенный всюду обнаруживавшимся хищением, в разговоре с наследником выразился так:
— Мне кажется, что во всей России только ты да я не воруем.
(Рассказы А. Я. Бутковской // Исторический вестник, 1884. Т. 4, с. 623).
Не место красит человека
Ив(ан) Максимович Ореус, любимец Канкрина, человек деловой и умный, служил себе в звании директора Заемного банка в тишине и смирении.
Государь изобрел себе, сам министра финансов Федора Павл(овича) Вронченку, и когда в(еликий) к(нязь) М(ихаил) П(авлович) изъявил на этот счет удивление, государь сказал: «Полно, брат! Я сам министр финансов, мне только нужен секретарь для очистки бумаг».
Вронченко совершенно соответствовал цели. Но для очистки им же самим заведенного порядка надо было приискать в(ысочайш)е товарища. Государь взял список чиновников м(инистерства) ф(инансов) и давай читать: все мошенник за мошенником. Натыкается на тайного советника Ореуса.
— Как это я его совсем не помню. Дай расспрошу. Но у кого ни спросит, никто решительно не знает.
— Должно быть, честный человек, если никому не кланялся и добился до такого чина.
Рассуждение весьма правильное, и Ореус назначен товарищем министра. Назначение не только не обрадовало, но оскорбило Ореуса. Раздосадованный, он приезжает к Вронченко.
— Как вам не стыдно, Ф(едор) Павлович! Вы надо мной жестоко подшутили. Ни мои правила, ни род жизни, ни знакомства не соответствовали должности. Ну сами подумайте, какой я товарищ министра.
— Эх, Иван Максимович, — отвечает Вронченко, — да я-то сам какой министр?
Это изумило и убедило Ореуса. Он принял должность, но не выдержал и в самом непродолжительном времени снова погрузился в тень прежней неизвестности.
(Кукольник Н. В. Анекдоты // Отдел рукописей Института русской литературы, ф. 371, № 73, л. 76–11).
Хуже мора только…
Незабвенный (Н. С.) Мордвинов, русский Вашингтон, измученный бесполезной оппозицией, вернулся из Государственного совета недовольный и расстроенный.
— Верно, сегодня у вас опять был жаркий спор…
— Жаркий и жалкий! У нас решительно ничего нет святого. Мы удивляемся, что у нас нет предприимчивых людей, но кто же решится на какое-нибудь предприятие, когда не видит ни в чем прочного ручательства, когда знает, что не сегодня, так завтра по распоряжению правительства его законно ограбят и пустят по миру. Можно принять меры противу голода, наводнения, противу огня, моровой язвы, противу всяких бичей земных и небесных, но противу благодетельных распоряжений правительства — решительно нельзя принять никаких мер.
(Кукольник Н. В. Анекдоты // Отдел рукописей Института русской литературы, ф. 371, № 73, л. 39).
Девочка Василий
Губернатор (А. А.) Корнилов должен был назначить от себя двух чиновников при ревизии. Я был один из назначенных. Чего не пришлось мне тут прочесть! — и печального, и смешного, и гадкого. Самые заголовки дел поражали меня удивлением.
«Дело о потере неизвестно куда дома волостного правления и об изгрызении плана оного мышами».
«Дело о потере двадцати двух казенных оброчных статей», то есть верст пятнадцати земли.
«Дело о перечислении крестьянского мальчика Василья в женский пол».
Последнее было так хорошо, что я тотчас прочел его от доски до доски.
Отец этого предполагаемого Василия пишет в своей просьбе губернатору, что лет пятнадцать тому назад у него родилась дочь, которую он хотел назвать Василисой, но что священник, быв «под хмельком», окрестил девочку Васильем, и так внес в метрику. Обстоятельство это, по-видимому, мало беспокоило мужика, но когда он понял, что скоро падет на его дом рекрутская очередь и подушная, тогда он объявил о том голове и становому. Случай этот показался полиции очень мудрен. Она предварительно отказала мужику, говоря, что он пропустил десятилетнюю давность. Мужик пошел к губернатору. Губернатор назначил торжественное освидетельствование этого мальчика женского пола медиком и повивальной бабкой. Тут уж как-то завелась переписка с консисторией, и поп, наследник того, который под хмельком целомудренно не разбирал плотских различий, выступил на сцену, и дело длилось годы, и чуть ли девочку не оставили в подозрении мужеского пола.
(Герцен А. И. Поли. собр. соч. М.-Л., 1956. Т. VIII, с. 267).
«Так как…»
У старика генерала Тучкова был процесс с казной. Староста его взял какой-то подряд, наплутовал и попался под нечет. Суд велел взыскать деньги с помещика, давшего доверенность старосте. Но доверенности на этот предмет вовсе не было дано. Тучков так и отвечал. Дело пошло в Сенат, Сенат снова решил: «Так как отставной генерал-лейтенант Тучков дал доверенность… то…» На что Тучков опять отвечал: «А так как генерал-лейтенант Тучков доверенности на этот предмет не давал, то…» Прошел год, снова полиция объявляет с строжайшим подтверждением: «Так как генерал-лейтенант… то…» — и опять старик пишет свой ответ. Не знаю, чем это интересное дело кончилось. Я оставил Россию, не дождавшись решения.
(Герцен А. И. Поли. собр. соч. М.-Л., 1956. Т. IX, с. 217).
Мэры и галеры
Административная машина того времени была так отлично налажена, что управляющему краем было чрезвычайно легко. Петербург поважнее Казани, да и то в старые годы градоправители его не находили никаких затруднений в исполнении своих многосложных обязанностей.
— Это кто ко мне пишет? — спросит, бывало, петербургский губернатор Эссен, когда правитель канцелярии подаст ему бумагу.
— Это вы пишете.
— А, это я пишу. О чем?
Узнав, о чём он пишет, государственный муж подписывает бумагу.
Бывали администраторы более беспокойные, как, например, эриванский губернатор князь Андроников. Этот всё сомневался, не обманывает ли его правитель канцелярии, и придумал способ, посредством которого удостоверялся, что его не обманывают.
— Скажи правду, это верно? — спрашивал он правителя канцелярии, подносившего ему бумаги к подписанию.
— Верно, Ваше Превосходительство.
— Взгляни на образ, побожись!
Тот взглянет на образ, побожится; князь Андроников перекрестится и подпишет.
(Эпоха Николая I / Под ред. М. О. Гершензона. М., 1911, с. 33–34).
Категории: История, Основные разделы, Юмор
весело! :0)