Согласно семейному преданию, род Державиных пошёл от татарского мурзы Багрима, перешедшего на Московскую службу ещё в XV веке. Сам поэт считал местом своего рождения Казань – но въедливые биографы указывают на одну из деревенек, которыми владел в тех местах его отец. Так или иначе – Гавриилу едва исполнилось девять, когда Роман Державин умрёт, оставив семейство в крайне бедственном положении.
Потому о каком-нибудь «правильном» образовании будущего классика речи не заходило: читать-то матушка научит его чуть ли не в четыре – но дальше пойдёт череда недоучек-дьячков и гарнизонных унтеров. Правда, встретится на пути юного Державина и некий немец-каторжник Розен – учитель, он был, само собой, ещё тот, но успеет преподать отроку свой язык, и, более того, основы каллиграфии. Что вскоре пригодится! На шестнадцатом году Гавриил поступает в свежеоткрытую Казанскую гимназию – и впечатляет своими рисунками её директора, Михаил Верёвкина. Тот, в свою очередь, демонстрирует их своему патрону, попечителю Московского университета Ивану Шувалову. Граф зачисляет даровитого провинциала кондуктором Инженерного корпуса. (По сути – чертёжником зато при мундире!) Увы в бюрократической машине назначение куда-то затеряется. Спустя три года Державин получает, как сказали бы сейчас, «повестку» и обнаруживает себя рядовым Преображенского полка.
Так, в восемнадцать, он оказывается в казарме. Сурова участь мелкопоместного дворянина в гвардии, но могло бы выйти ещё хуже, поскольку «призыв» был связан с походом на Данию, который, как мы помним, затеял, было, император Пётр III. По известным причинам, война не состоится – зато солдату Державину доведётся невольно поучаствовать в перевороте и лично издали узреть императрицу Екатерину – будущую, не побоимся этого слова, главную Музу своей жизни!
Впрочем, их настоящая встреча произойдёт нескоро. Пока же Гаврила Романович тянет солдатскую лямку. Только через десять лет он получит прапорщика! (Примечательно, что капрала ему дадут ещё в 1763-м – причём, по собственной инициативе – Державин обратится к секунд-майору Преображенского полка Алексею Орлову; будущий граф Чесменский складно написанное прошение подмахнёт, и будущий сенатор переберётся, наконец, в одно помещение с дворянами).
Заметим – эти годы отнюдь не станут для Державина потерянными. С одной стороны, он много читает (а также потихоньку начинает попи́сывать – правда, мир этих сочинений не увидит: при выезде из охваченной чумной эпидемией Москвы, Державина остановит карантинная застава – он нетерпеливо сожжёт целый сундук бумаг!) Что важнее – именно в преображенских казармах Гаврила Романович научится непреклонно стоять за правду (в собственном понимании) и самого себя. В будущем это принесёт ему и плюсы, и минусы.
Привычка не ждать «пока заметят» и без колебаний обращаться к первым лицам позволит Державину не только сделать карьеру, но и «оставаться в обойме» при трёх монархах. (Отставит его только Александр – причём, далеко не сразу и вполне почётно. Павел, в своей манере, будет отправлять в опалу – и тут же миловать. Екатерина с изумлением спросит: «Да почему же Вы ни с кем ужиться не можете?» (И было отчего – при ней Державин немногим больше года пробудет правителем Олонецкого наместничества (Петрозаводск); потом чуть дольше продержится на такой же должности в Тамбове - разругался со всеми!)
Впрочем, мы сильно забежали вперёд, да и места не осталось. На дворе 1773 год; разгорается Пугачёвский бунт; Гаврила Романович спешит предложить свои услуги назначенному для подавления смуты генерал-аншефу Бибикову. Вскоре Державин станет едва ли не правой рукой главнокомандующего!
По совпадению, тогда же начинают выходить его стихи – правда, без подписи, и в не слишком популярном журнале. До знаковой оды «Фелица» (прочитав её, Екатерина воскликнет: «Кто этот человек, который мог так тонко понять меня?!» – и пошлёт автору усыпанную бриллиантами шкатулку с червонцами), так вот – до этого переломного момента остаётся почти десять лет.
Повествуя о ранних годах будущего академика, мы обязаны упомянуть – в бытность гвардейцем он отчаянно игрывал в карты (или правильней сказать – «профессионально»?..) Частенько продувался вдрызг – но иной раз выигрывал; однажды (и в очень принципиальный момент!) – даже неправдоподобно много. Впрочем, это – совсем другая история.
Категории: История, Основные разделы