О высшей и низшей природе

Татьяна Касаткина

 

xotaka_95Из бесед с экскурсоводами выставки «Живет в тебе Христос. Достоевский: образ мира и человека: икона и картина»

Мы говорили, что роман «Идиот» - это роман о высшей и низшей природе в человеке, и что низшую природу нужно не отсекать, ей нужно не пренебрегать, не забывать о ней и не "не верить" в неё (как делает князь Мышкин, и это оказывается не только непродуктивно, но и прямо опасно) – но её нужно воспитывать. И одному из наших экскурсоводов был задан вопрос: как воспитывать в себе низшую природу? Экскурсовод ответила, что она находится в процессе понимания этого. Я тоже задумалась над этим вопросом. И я хочу с вами поделиться тем, до чего я дошла. Если кто-то захочет дополнить, это, как всегда, приветствуется.

Начнем с того, что роман «Идиот» - это ещё и роман о ревности. И на первый взгляд кажется, что это какая-то посторонняя роману тема. Во всяком случае, посторонняя роману в том свете, в каком мы его представляем на выставке. А между тем, ревность – это как раз вопрос отношения нас с нашей низшей природой.

Когда мы говорим о низшей природе, мы обычно с ходу начинаем думать прежде всего о плоти. Но это совсем не правильно. Потому что на самом деле главная проблема у нас совсем не с плотью. Плоть – это наш ослик, наша лошадка, которую надо понять, услышать её потребности, удовлетворить их для того, чтобы она могла работать, для того, чтобы она могла нас везти. И плоть, как правило, не предъявляет никаких лишних требований. Тот, кто на самом деле нуждается в воспитании, это наша душа. Душа должна быть воспитана духом. И душа – это как раз область наших желаний, наших чувств, наших ощущений, область нашего взаимодействия с другими людьми на вот этом душевном уровне. Это та область, в которой мы спонтанно отвечаем на поступившие к нам импульсы от других людей. Это та область, в которой рождается наше отторжение, наша ненависть, наша ревность – всё то, чем мы закрываемся от другого человека, говоря: это мое.

И Достоевский в романе «Идиот» разыгрывает целую большую пьесу. Это пьеса ревности. Нужно напомнить, что у Достоевского в самых ранних его произведениях присутствует какая-то странная любовь между персонажами. Наиболее прямолинейно она выражена в повести «Слабое сердце». Там герой, чей друг, чей душевнейший друг собирается жениться, чей ближайший друг, сердечный друг собирается жениться, говорит: «Это здорово! Мы будем жить втроём». И вот это постоянное желание, мечта Достоевского: мы будем жить втроём, - радикально отлична от аналогичной мечты, скажем, наших революционных демократов, которые буквально осуществляли это как плотское сожительство, марьяж-а-труа. Достоевский и его герой говорят о чём-то другом. Мечта эта Достоевским будет потом описана в черновиках к «Братьям Карамазовым»: «Расширяются пределы семейства, вступают и неродные. Заткалось начало нового организма». Я бы сказала «организма человечества», потому что Достоевский именно это имеет в виду. Заткалась новая ткань всеобщего организма...

Итак, с самого начала до самого конца в творчестве Достоевского присутствует мечта о том, чтобы семейство расширило свои пределы, раскрыло свои границы, перестало быть оградой для своих членов от всего внешнего мира и стало, наоборот, местом принятия. Он будет говорить в записи «Маша лежит на столе, увижусь ли с Машей?» о том, что семейство, вот эта любовь двоих – это самый страшный эгоизм человека на земле, потому что когда они соединяются – им никто больше не нужен. Он напишет: «Величайшее уединение человека от всех, мало остается для всех». И он мечтает о преодолении этого семейного эгоизма. И, так или иначе, пишет об этом во всех своих романах.

В романе «Идиот» это желание выражено в письмах Настасьи Филипповны Аглае. Когда та оказалась её соперницей – она пишет ей письма – признания в любви. Аглая воспринимает их как какое-то чудовищное извращение. Но и читатель очень часто точно также их воспринимает. Я слышала от православнейших людей высказывания: действительно, что она к ним пристала? Идеальная семья: князь Мышкин и Аглая, всё хорошо, третьих не нужно. То есть мы мыслим, как Аглая, и даже не понимаем, что в этом есть что-то неправильное. А Настасья Филипповна пытается преодолеть ограниченность семейства, семейного, собственнического эгоизма, пытается преодолеть вот это естественное первое чувство: она моя соперница, что я с ней сделаю? - глаза повыцарапаю, потому что нечего на моё смотреть.

Почему Настасья Филипповна пишет эти письма? А она пытается сделать потрясающую вещь: она умудряется увидеть в Аглае лучшую себя. Не соперницу – а себя, но только безгрешную. Помните, она будет писать: «Ваше достоинство в том, что вы невинны. Ах, как мне было бы грустно узнать, что вы почувствовали сейчас злость, вы тем самым сразу сравняетесь со мной». То есть она приравнивает здесь вот эту ревнивую или досадливую злость, которую может ощутить её читательница, к своему падению, которое она очень остро чувствует и о котором никогда не забывает.

Итак, она обращается в этих письмах к себе лучшей – и она ломает здесь все наши представления об обычном душевном поведении душевных людей. Но зато Аглая всё быстро возвращает на свои места и нас всех поддерживает в наших обычных чувствах и мыслях. «Зачем вы к нам навязываетесь? Зачем вы вторгаетесь? Почему вы от нас не отстанете?» Она её может только исторгнуть из союза, который, по её понятиям, существует лишь для двоих. Ну так вот это и есть низшая природа в своем разгуле, низшая природа, когда ей не поставлено никаких ограничений, когда она творит то, что она хочет. И Настасья Филипповна понимает в этот момент, что Аглая – это не лучшая она, а что-то совсем другое, чего она не ожидала в ней найти, что она – вот эта самая непреображенная природа. Она идет на поводу у этой непреображенной природы. Вот смысл сцены соперниц. Помните, Настасья Филипповна говорит: «Я думала, что вы и собой-то получше будете», - то есть внешне покрасивше будете. Уходит не только внутренняя – но и внешняя даже красота из человека, когда он идёт на поводу у своей низшей природы.

Итак, как же можно воспитывать низшую природу? Мы думаем здесь, ещё раз повторю, не о нашей плоти, а о нашей душе. Мы думаем об этих наших естественных реакциях, которыми мы отвечаем на обращения людей к нам. И мы, понимая, что это такое на самом деле, что они такое – эти реакции, какие они, мы всё же очень часто не отдаем себе отчет в том, как мы реагируем. Мы просто говорим: я реагирую естественно. Ну да – естественно реагируем, такова именно естественная реакция. Но – если мы христиане – мы призваны совсем к другой реакции, к той, которая совершенно противоестественна, потому что нам сказано: когда тебя ударили по одной щеке, подставь другую. Это противоестественная реакция. И о том, что это противоестественно и невозможно, сейчас, увы, говорят многие христиане, на русской почве за последний год – просто очень многие. Для воспитания нашей низшей природы мы должны, во-первых, понять свои естественные реакции, то есть осознать, что мы реагируем именно так, что мы реагируем естественно, в то время как мы призваны реагировать противоестественно, в смысле сверхъестественно. Вот это и есть способ воспитания своей природы, потому что главное, о чем говорит нам Христос: мы не можем отвечать паритетно, потому что мы должны преобразовать в себе то, что послано нам, и попытаться возвести это путем возведения нашей реакции от естественной до сверхъестественной. Говорят, задача христианина – остановить зло на себе. И я думаю, что такой слом паритетности ответа – это единственный способ остановить зло на себе.

Снимок Максима Ланового (Обсуждение в ЖЖ)

Теги: , , , Категории: Библиотека, Искусство, Не для всех
Короткая ссылка на этот пост: https://vectork.org/?p=10157

1 комментарий

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.