(Подборка Олега Прокопьева)
Игумен Захарий
Нет – не из мяса, не из кожи,
Не из любимой мной души
Мы созданы из Духа Божья,
Который требует: «Пиши!
Молись, бросайся в бой без страха,
Живи как будто смерти нет.
Сгори дотла, восстань из праха,
Но – главное – иди на Свет!
Назло советам и укорам
Чужих тропинок не топчи
Среди других, поющих хором,
Свою лишь песенку свищи.
Предпочитай всем благам смертным
Свободу выбора пути.
Люби, пусть даже безответно.
Не жди прощения – прости!
Не допускай над сердцем власти
Ни книг, ни золота, ни лет.
Другому солнышка не засти,
Но – главное – иди на Свет!
Сквозь чувств и мыслей бездорожье,
Сквозь суету и кутерьму
Запомни – мы из Духа Божья!
Иди на Свет, иди к Нему!»
Снимок Алексея Терентьева (обсуждение в ЖЖ)
***
Пути Господни неисповедимы,
Но знает искушённый пилигрим,
Что все дороги к Иерусалиму
Приводят в разрушающийся Рим.
А те, кто в ад спускается бездонный,
Стремясь спасти страдающих во тьме,
Войдут в хрустальный, тысячеколонный
Сияющий Град Божий на холме.
***
Земля стонала, и над ней
Потел поток крылат и перист.
Меняя кровь на пену дней
Шёл нерест.
За ним летели облака
И скучный распорядок суши
Терзал любовникам бока
Так, что проглядывали души.
Кровь с серебром – почти что медь
Течёт и прорастает к свету.
Кто любит, должен умереть
Жизнь передав, как эстафету.
Сквозь все преграды рваться ввысь,
Забыв про заводи, и плавни…
Кто любит обречён на жизнь,
Хоть трижды размозжись о камни.
Вне своеволия реки
Кровавой мордой в морду тыча
Они для умных - дураки
А для охотников – добыча.
Им что мгновение, что век
Но только б до любви домчаться,
Чтоб плавать вместе брюхом вверх
Окоченевшими - от счастья.
***
Вдоль дороги непроезжей где-то
Не в раю, а на краю земли
В мареве расплавленного лета
Тополей качались корабли.
Те пути, что неисповедимы
Как и прежде, были непросты -
Белые одежды, пилигримы
И мечей железные кресты.
Оставляя за спиной закаты,
Шли они из дальней стороны
Образумить тех, кто виноваты
Тем, что непонятны и черны.
Шли они полями и горами,
Ели саранчу, кору и жмых,
И суровый бог в небесной раме
Ночь держал над головами их.
По пути твердили слово божье
На сухих шуршащее губах,
Повторяли в зной и бездорожье
Сказки о мощах или гробах.
Но средь них к Земле Обетованной
Шёл с глазами, красными от слёз
Нищий отрок в рубашонке рваной
Думая, что он и есть Христос.
То над ним паломники шутили,
То от скуки начинали бить,
Но пока смеялись или били
Он пытался их остановить.
За рукав хватал или за стремя,
С губ разбитых вытирая кровь,
Но, катясь, колесовало время
Вечно неуместную любовь.
После - на привале, при дороге,
Пошептавшись с главными тайком,
Капеллан – решительный и строгий -
Объявил его еретиком.
И они ушли, а он остался.
Пыльный холм насыпали над ним.
И в раю от горя зашатался
Град небесный - Иерусалим.
Наступало рыцарское войско,
Шло вперёд с утра и до утра.
Ведь бывает – выглядит геройски
Ненависть под знаменем добра.
В мареве расплавленного лета
Тополей качались корабли…
Это было, это будет – где-то
В чьём-то сердце. На краю земли.
Devonshire Hunting
Он был трусом и плохо владел мечом,
Спал в канавах, укрывшись плащом,
Но писал о любви (а о чём ещё?)
И поэтому был прощен.
Он терпеть не мог часов и весов.
Все ходили, а он летал.
И скулило созвездие гончих псов
От стыда за его кафтан.
Он ночами листы расцарапывал в кровь
И стихами тоску глушил.
Пусть над тем, как нелепа его любовь
Потешался весь Девоншир.
Он любил её так, что ни петь, ни пить
Ни дышать - во веки веков.
Он любил её так, как нельзя любить,
Чтобы не разозлить богов.
Он был трусом, поскольку не мог смотреть
Без стеснения ей в лицо.
И в кошмарах являлась ему не смерть,
А она под чужим венцом.
А она на другой откликалась зов,
Убирая шитьё с колен,
И спускалось созвездие гончих псов
На олений её гобелен.
Но покуда, во всех грехах уличён,
Он не лёг в погребальный чёлн,
Он писал лишь о ней (а о ком ещё?)
И поэтому был прощён.
***
Давай молчать. Всей мощью наших лёгких.
Смотреть в глаза, не опуская глаз.
В конце концов – всё сказано до нас
В классических романах или в лёгких.
Давай решим, что незачем взрослеть.
Для вечности нет смысла в этой смете.
Ведь всё на свете - о любви и смерти.
Нет, о любви! Об остальном – не сметь!
Давай мы будем вместе – Божий храм,
Воздвигнутый и освящённый нами,
Чтоб небу на стене в оконной раме
Совместно поклоняться по утрам.
***
Человек не становится лучше.
Человечней, добрее и чище.
Человек отучается слушать
И в себе Человека не ищет.
Он становится чисто одетым,
О добре говорящим за ланчем.
И пока поедает котлеты,
Представляет себя настоящим.
Человек не становится мудрым -
Только легкую ищет дорогу
И однажды октябрьским утром
Безразличным становится Богу.
Он живет по привычке, в комфорте -
Мир ему не широк и не тесен,
А упав, вспоминает о чёрте,
Но и чёрту он не интересен.
Рождество
Шли трое по темной аллее
Лишь кошкам и Богу видны.
Их лица казались бледнее
Под пристальным взглядом луны.
Поклажу несли за плечами -
Добычу, а может улов.
Молчали, молчали, молчали -
Как будто бежали от слов.
Шли, будто бы зная дорогу
По множеству тайных примет.
Вот там - за пригорком, по логу -
И ближе на тысячу лет.
Смотрели не влево, не вправо,
А только на небо и за.
Вдали города и заставы
Светились как волчьи глаза.
Над ними как флаг развевался
Созвездий мерцающий пар,
И каждый из них назывался
Гаспар, Мельхиор, Балтасар.
Годами не ели, не спали,
Брели, не сминая травы
И млечную книгу читали
На тайных наречьях волхвы.
На лицах их трескалась кожа
От странной жары в январе,
И ждал их не царь, не вельможа -
Младенец на скотном дворе.
Архангел тропою надмирной
К Нему обещал провести,
Хоть золото, ладан и смирну
Они потеряли в пути.
Их руки и щёки белели
Луне равнодушной в ответ...
Шли трое по тёмной аллее
Из чёрного мира - на Свет.
Сильно написано.