От автора: Несколько лет назад мне приснился сон. Когда я проснулся, то до мельчайших подробностей помнил этот сон и переживания, связанные с ним. Со временем я стал забывать этот сон, но спустя несколько лет, сон повторился. С новыми, более яркими подробностями, деталями, и я попытался его изложить на бумаге. Позднее, я немного литературно обработал этот сон, придав ему форму рассказа. Понимаю, что пишу несколько тяжелым языком, поэтому прошу, не относитесь к этому рассказу, как к беллетристике!
Шоссе живет своей жизнью и по своим законам. Палящее летнее полуденное солнце раскаляло черное асфальтовое полотно и все живое спешило уйти с безжизненной раскаленной черной массы. Только редкие автомобили разрывали плотный горячий поток воздуха, колеблющегося над асфальтом. Это были те запоздавшие, проспавшие и, теперь, пытавшиеся успеть приобщиться к остальным, уже поджаривающимся на солнышке и плещущимся в море. Машины спешили, некоторые с распахнутыми окнами и горячий ветер теребил волосы водителей и пассажиров, другие торопились с плотно закрытыми окнами и их кондиционеры надрывно работали, одаривая, сидящих в машинах прохладой и простудой.
Кондиционера в его машине не было. Он вообще был своего рода консерватором и не очень любил новшества, облегчающие жизнь водителям, а потому его машина обязательно должна была быть без кондиционера и коробки-автомата. Безусловно, в такие дни, которые, слава богу, случались в этих широтах не часто, он жалел об отсутствии кондиционера и с некоторой долей злости и зависти смотрел на машины, проезжавшие в такую жару с плотно закрытыми окнами. Но всё это все равно не могло испортить ему настроение. Он удачно провел переговоры с зарубежными коллегами и они, утомленные жарой, не долго сопротивлялись и торговались. Впереди маячил крупный контракт, что обеспечивало ему и его семье хорошую и процветающую жизнь на несколько лет вперед. Он торопился на загородную дачу, где в это время отдыхала его семья, жена и дети, радовался и горел желанием похвастаться своими достижениями. Конечно, загородная дача – это было сказано слишком громко. Небольшой одноэтажный домик, основной прелестью которого было то, что он находился в пяти минутах ходьбы от моря. Строил его ещё его отец и, когда отец получил этот участок, их семья, в то время превратилась, в маленькую, но очень ударную стройку. Он и его старшая сестра провели там изрядную долю детства, строя, копая и благоустраивая их «родовое поместье». Потом они стали взрослыми и стали бывать там реже. Сестра уехала искать лучшей доли в далекие страны и уже много лет там не появлялась. А он постоянно помогал старикам и потом, когда женился, стал опять появляться там часто. Сначала с женой, потом и с сыном, а потом с женой сыном и дочкой. Старики были всегда были рады пообщаться с детьми и внуками и очень привечали его семью. Родители старели и, прожив много лет вместе, умерли тоже, можно сказать в одночасье. Мать сильно болела и в одну страшную ночь тихо ушла. Среди ночи он примчался в родительский дом и до сих пор помнил того, побелевшего за одну ночь человека, который открыл ему тогда дверь. Это был его отец. После похорон матери он выдержал недолго и уже через несколько месяцев вслед за бабушкой хоронили дедушку, которому было тяжело без бабушки, так приходилось ему объяснять эту скоропостижную цепочку своим детям. После всего этого объявилась его старшая сестра, предъявлявшая права на наследство и он, несмотря на достаточно тяжелое финансовое положение, сумел выплатить ей стоимость ее доли, но сохранил этот умиротворенный уголок, который он называл «родовым поместьем».
Набежавшие воспоминания нервно запульсировали где-то около кадыка, и он потянулся к бардачку за сигаретой. Что случилось потом, он уже не смог понять. Наклонившись к бардачку, он смотрел как навстречу ему из-за поворота по раскаленному шоссе вылетела фура и не снижая скорости, по встречной полосе неслась ему навстречу. Кроме удивления он не осознавал ни одного чувства. Грузовикам здесь, в дюнной зоне, движение было запрещено и он, держа в правой руке пачку сигарет, просто наблюдал за тем, как многотонная масса неумолимо приближалась к нему.
Треск удара его не удивил, фура протаранила его, и его машина медленно, как в кино, слетев с полотна дороги, начала падать с высокого склона на растущие внизу сосны.
Боль, страшная боль пронзила его тело и, заполняя своей неизбежностью всё его существование, заставила отключить сознание…
Он помчался по огромному тоннелю и впереди замаячил яркий белый свет. «Что-то и где-то я слышал подобное» – подумалось ему, и он продолжал нестись по бесконечному тоннелю. «И куда же это меня так несёт?» - подумал он и тотчас движение замедлилось. Свет впереди манил, он был спокойный и мягкий в отличие от давящей темноты вокруг. Желание повернуть назад не было и он, расслабившись, опять набирая скорость, помчался к свету. Конец тоннеля приблизился, и он провалился в яркий и добрый свет.
Он не знал где находится, вокруг стоял темный, мрачноватый лес. Солнечного света видно не было, а внизу расстилался толстый слой желтой пожухлой листвы. Вокруг возвышались стройные деревья, нигде не было видно дороги, но более всего поражала тишина, звенящая и необычная. Ни одного движения ветерка, шуршания травы, жужжания насекомых и чириканья птиц, шума моря и журчания воды, ни один звук не нарушал эту тишину. Он прекрасно помнил страх и боль, но ничего в нем не болело, было не жарко и не холодно, только очень тяжелое состояние и невозможность собрать мысли в кучу. Сзади него возвышался какой-то странный холм, напоминавший вулкан. Что-то там происходило на вершине этого холма. Какие-то движения, бурление, что-то непонятное. Какие-то человеческие серые тени вываливались из кратера холма, и большинство из них тут же торопилось запрыгнуть обратно в кратер. Но какая-то неизвестная сила выталкивала их обратно, и они катились вниз по склону холма, катились так, как несколько мгновений назад катился он сам. Возможно кому-то и удавалось нырнуть так глубоко, что обратно он не выныривал, но он этого не мог увидеть. Внутреннее движение сначала позвало его вернуться на вершину холма, с которого он, как он это понимал, скатился, но желания возвращаться не было, скорее наоборот, захотелось убежать подальше. Он тревожно и непонимающе огляделся и побрел. Побрел наугад, не представляя куда и зачем идёт.
Двигался он легко и удивительно быстро, поражаясь полному отсутствию звуков. «Где я, где я, где я», – стойко и назойливо звучала единственная мысль. Какое-то пугающе пограничное состояние, в котором только мысли о его местонахождении и невозможности сообщить что-либо своим близким волновали его. Он не мог сосредоточится и подумать о чём-нибудь другом. Он шёл, шёл и шёл. Лес постепенно начал редеть, и он вышел на склон огромного холма. Открывшийся вид поразил его и заставил забыть обо всем, терзавшем его. Внизу простиралась гигантская долина. Окружающие ее холмы густо заросли лесом, таким же мрачным по которому он шёл. Небо, висевшее над долиной, было низким и тяжелым. Мрачные облака, покрывавшие все небо, непрерывно двигались, словно бурлили, принимая невообразимые формы. Свет, покрывавший долину, был мягким и совсем неярким. Долина заканчивалась узким проходом, который окружали крутые отвесные склоны. Проход этот перегораживало квадратное и совершенно несуразное здание грязно серого цвета. Оно простиралось до самого горизонта, зажатое между двух крутых склонов холмов. Только в самом далеке, ближе к самому горизонту, над зданием вспыхивали белые огни, разрезая мрачное небо. Они сверкали беспрерывно, но были очень и очень далеко. Все склоны близлежащих холмов, спускавшихся в долину и вся долина были полны потоками серых человеческих теней, плохо различимых в этом полумраке и медленно бредущих к странному зданию. Тени выходили из леса, долго стояли, затем медленно и неуклонно начинали двигаться к странному зданию. Все они были разные и издалека, в этом мрачном свете угадывались мужские, женские и детские фигуры разнообразных телосложений и походок.
Он что-то почувствовал и оглянулся. Сзади из леса вышла серая длинная тень, остановилась лишь на секунду и не обращая внимания на него, двинулась вниз по склону по направлению к странному зданию. Он внимательно всмотрелся в тень. В лице угадывалось молодое мальчишеское лицо с огромными глазами, зрачки которых так же были необыкновенно огромными. Что-то знакомое увидел он в этих глазах. Внезапно он понял почему ему знакомы эти глаза и понимание этого не просто поразило его, а заставило остолбенеть. Эти глаза он видел лишь мгновение перед столкновением с грузовиком и глаза эти принадлежали водителю фуры. Это открытие заставило его прекратить свое движение, и он стал, как вкопанный. Да где же я? Что происходит? Внезапно еще одна тень проскользнула мимо него. Эта была маленькая девочка, которая не оглядываясь и очень быстро выскочила из леса и побежала в сторону странного здания, куда двигалась вся масса теней. И действительно, нечто непонятное неумолимо тянуло туда вниз к этому несуразному строению. Подчиняясь незримому зову, он опять побрел вниз по склону холма.
По мере движения всё больше и больше теней окружали его. Кто-то догонял и обгонял его, кого-то опережал он. Некоторые из теней не двигались, просто стояли. Некоторые сидели, кто по одиночке, кто группами, но при этом вокруг царила идеальная тишина. Он стал всматриваться в тени и начал различать лица. Они все были разные, он видел лица военных, лица женщин, лица молодых людей и лица пожилых, лица детей и глубоких стариков. Всех их объединяло одна вещь, они были сосредоточены и в каждом читалось полное недоумение и непонимание происходящего. Эта бесконечная мозаика, как водоворот, затянула все его мысли и чувства. Появилось ощущение, что он находится среди знакомых, хороших, плохих знакомых, разных. Он понял, что не просто чувствует, а знает и понимает каждую тень. Но это понимание рождало в нем страх и только страх. Ему захотелось бежать, и он двинулся туда, откуда веяло спокойствием и надежностью. Преодолев это сумасшедшее распыление, он двинулся к зданию, которое видел с высоты холма. Приближаясь к нему, он поражался все больше и больше, размеры здания были просто невероятные и масса теней, движущихся к нему, становилась настолько плотной и безграничной, что не видно было конца и края. Стали вырисовываться огромные, ярко освещенные двери в здание, стены которого уходили в небеса. В здании не было окон, только настежь распахнутые двери из которых струился золотисто белый свет, манящий и навевающий покой. Как по мановению волшебной палочки толпы теней раскалывались пополам, обнажая неширокий проход, по которому шла бесконечная, но узкая ниточка теней. Словно невидимая сила откалывала от движущейся массы теней многих и многих из них, разнося по сторонам от узкой дорожки, упиравшейся в светящиеся и сияющие огромные двери.
Он шёл и недоуменно оглядывался. Вот ещё одну из теней, шедшую рядом с ним отнесло в сторону, а он шёл и шёл, чувствуя себя неуютно, и ощущал какое-то незримое осуждение и зависть миллионов и миллионов теней, стоящих по обе стороны узкого прохода. Некоторые тени стояли спокойно, некоторые метались как ненормальные, некоторые пытались прорваться к узкому потоку бредущих, но какие-то неведомые силы относили их обратно, за невидимый барьер.
Чем дальше, тем более спокойнее становилась толпа, уже никто не бесновался, а просто мириады теней стояли и провожали идущих взглядами полными обреченности. Настроение толпы теней менялось. Чувствовалось всё больше и больше какого-то радостного сопереживания тех, кто стоял по обеим сторонам движущегося потока. Если бы надежда могла пахнуть, то он бы сказал смело, что запахло надеждой. С какого-то момента он заметил, что серая толпа изрядно посветлела и от этой толпы, стали отделяться отдельные тени и вливаться в узкий движущийся поток. Во всем этом присутствовала какая-то закономерность, совершенно непонятная ему. Внезапно из толпы в его сторону двинулась тень и, приблизившись пошла рядом с ним. Это была уже немолодая женщина с очень бледным болезненным лицом. Она шла рядом с ним на очень четкой дистанции, словно была привязанная к нему. Он понял, что её приставили к нему, потому что только с ним она сможет пройти в эти сияющие ворота. Это понимание родилось откуда-то изнутри и сразу превратилось в уверенность. Где-то в нём шевельнулось забытое чувство, чувство радости за то, что он может кому-то помочь. И он уверенно двинулся дальше, ощущая каким-то боковым чувством, что женщина следует рядом.
Сияющие ворота неумолимо приближались. Бело-золотистый цвет лился из них и было невозможно увидеть хоть что-то, что творилось за этой яркой завесой. Тени подходили к воротам и просто растворялись в свете. Было жутко интересно, что же там делалось за этой манящей и яркой дверью. Хотя дверью эти ворота можно было назвать с очень большой натяжкой. С близкого расстояния они выглядели как узкая, высокая щель уходившая невероятно высоко вверх. Свет был уже рядом и делал стоящие и идущие в нем тени всё светлее и светлее. Все больше и больше теней отделялись от стоящей толпы и присоединялись к идущим. На место ушедших сразу становились другие тени. Всё подчинялось очень строгому порядку, хотя никто не руководил толпой. Он не понимал почему ему можно идти в ворота, но он очень хорошо чувствовал, что ему разрешено войти и он шёл.
Идущие тени светлели и становились всё белее и белее. Уже невозможно было различить стоящую сзади с боков толпу ожидающих. Плотный поток идущих внёс его в здание. Это был огромный, невероятных размеров зал. Почти всё пространство зала занимал непонятный бассейн. В нём бурлило нечто чёрное, образуя гигантскую воронку. Откуда-то сверху появлялись сгустки белого света и медленно опускались в эту чёрную воронку. По всему периметру бассейна расположились длинные, тонкие мостки, почти достигающие чёрной воронки.
Поток побелевших теней раздваивался и продолжал свое течение по берегам бассейна. Большая часть из них подходила к мосткам, которые были заполнены впереди стоящими тенями и двигались к центру бассейна. Стоявшие на краях мостков ждали очередного сгустка света, опускавшегося сверху в воронку и, подчиняясь никому непонятной логике и очередности, прыгали в эти белые сгустки и так же медленно, вместе с этими сгустками исчезали в бездонной воронке. Однако, его путь, и он это чувствовал, вёл в другом направлении, вдоль бассейна, с многими другими тенями. Казалось этот путь был бесконечным.
Всё больше и больше теней отделялись от потока и занимали свою очередь на бесконечном количестве мостков, окружавших бассейн. Поразительно, но его не удивляло всё происходящее. Он знал и понимал с откуда-то возникшей уверенностью, что основная масса теней должна уйти, они должны были возвратится. Возвратится для того, чтобы, прилепившись, к чистым белым сгусткам, пройти новый путь, пройти очередное очищение, чтобы опять вернуться в этот зал и следовать дальше, следовать по пути, по которому он сейчас шёл.
Вдали замаячила следующая дверь. Она представляла собой беловатую завесу, которая светилась и колебалась. Изрядно разреженный поток теней брел к этой завесе и словно растворялся в ней. Некоторые тени, пытавшиеся пройти через эту завесу, наталкивались на некую невидимую преграду и низко опустив голову, обреченно становились в очередь к мосткам бассейна. Он вдруг вспомнил о женщине, которая была словно привязана к нему на входе в этот гигантский зал. Он осмотрелся и увидел её, стоящую в одной из очередей к многочисленным мосткам. Она с легкой грустью смотрела ему вслед и улыбалась. Перед тем как погрузиться в пелену следующих дверей, он ещё раз оглянулся на этот зал с бассейном, на огромную чёрную воронку, на беспрерывно опускавшиеся сгустки и на мириады теней, стоявших в очередях к многочисленным мосткам бассейна, опоясывавших его по кругу. Он ещё не знал, сможет ли он пройти за следующую дверь. Быть может ему придется вернуться и встать в очередь к мосткам, дождаться своей очереди и уйти в чёрную воронку, смешавшись с белым сгустком. Он ещё не знал этого и медленно брел к белой завесе.
Если при проходе через первую дверь он ничего не почувствовал, то при проходе через завесу всё его естество словно прогнали через пескоструйку. Какие-то маленькие, очень холодные и острые предметы буквально распороли его сущность. Он словно сбросил с себя тяжелую и намертво прилипшую к нему одежду. Вместе с тем, это не принесло ему никаких страданий. Он чувствовал только величайшее облегчение, которое давало возможность легко мыслить и как бы подталкивало к некому процессу, которое все мы называем творчеством. Очевидно, что все, попадавшие через эту дверь, чувствовали нечто подобное и некоторое общее чувство причастности к чему великому, объединяло все находящиеся здесь тени, сближало их и делало почти родными.
Этот зал был также велик, как и предыдущий, только в отличие от того, в нём не было бассейна с водоворотом. Посредине этого зала переливался огромный сияющий, прозрачный столб, переливающийся всеми оттенками белого. По всей высоте этого столба скользили змейками маленькие молнии. Издалека он сверкал и манил к себе неким неописуемым теплом. По всему периметру зала расположилось множество небольших возвышений, к каждому из которых вело несколько ступеней. На возвышениях находились небольшие площадки, которые заканчивались лотками, которые напоминали собой детские горки или начало спусков на горках в аквапарках. Эти лотки уходили в темные, зияющие чёрнотой отверстия. Что было за ними, различить не было возможности. Теней здесь было значительно меньше, чем в предыдущем зале, возможно даже на несколько порядков.
Тени, попадавшие сюда, брели к сияющему столбу и по одному входили во внутрь этого сияющего чуда. Постояв там мгновение, каждая тень продолжала свое движение уже в своём, только ей известном направлении. Большая часть из теней после прохождения столба двигалась к одному из постаментов, опоясывавших периметр этого зала. Он обратил внимание на одну интересную особенность, столб так сортировал тени, что к одинаковым постаментам шли и одинаковые внешне тени. Когда подходила очередь, очередная тень поднималась на постамент, поворачивалась к центру зала, стояла так какое-то время и затем бросалась на уходящий вниз лоток, заканчивающийся черной дырой, в которой и исчезала тень.
Атмосфера вокруг была насыщена умиротворенностью и неким пафосом. Все уходящие были полны некой гордостью и поднимаясь на пьедесталы, были исполнены какой-то миссии, известной и понятной только им. Складывалось впечатление, что они уходили на муки ради высоких целей. У каждого из постаментов стояли похожие между собой тени. У одного стояли тени в монашеских рясах, у другого бородатые тени в мусульманских халатах, у третьего бритоголовые буддисты, у четвертого постоянно бьющие головой иудаисты и над каждой из групп висело плотное облако, протянувшее мириады щупалец к стоящим под ним теням. В этих облаках не было ничего отталкивающего, но ему было неприятно, и он не хотел бы оказаться под щупальцами какого-нибудь из них.
Очередь теней неумолимо приближала его к светящемуся столбу. Остановиться он не мог и с замиранием ожидал входа в этот столб света и то, куда и под власть каких щупалец направит этот столб. Он даже внутренне сжался, когда очередь втолкнула его в этот искрящийся свет. Ничего не произошло, только ощущение того, что невидимыми ножницами обрезаются все связи, которые связывали его со всем тем, что он помнил и знал. Его развернуло несколько раз внутри столба и вдруг утянуло куда-то вверх. Только мельком он ещё раз увидел этот зал с постаментами, с которых уезжали просветленные тени, привязанные к своим облакам. Им тоже надо было вернуться, чтобы выполнить свою миссию и привязать к облакам, как можно больше душ, которые смогут свободно пройти сюда, в этот зал и опять уйти в черный мрак, чтобы выполнить свой план по сбору «урожая» …
Проход через эту дверь привел его к состоянию, напоминавшему оргазм, только ощущения были во сто крат сильнее. Его трясло и колотило в сладкой неге так, что он сразу не заметил, что происходит дальше...
Там навстречу к тому месту, откуда он влетел, стояла очередь встречающих.
Это были такие же по сути тени, только свечение их было несколько серебристым. К каждому пребывающему подходил встречающий и отводил в сторону встреченного. К нему сразу приблизилась серебристая тень и прикоснулась к нему. Прикосновение было приятным, между ними сразу установился внутренний контакт. Тень была очень дружелюбна, и впервые за пребывание в этом странном месте он как бы услышал голос. Тень спрашивала его: «Ты, наверное, уже всё понял?». «Не все», – ответил он. «Главное, что ты понял, что физически умер и дошел до этого зала, а об остальном я тебе постараюсь рассказать», – тень повела его к краю огромного круглого зала, где во множестве стояли ним такие же пары, как и они. Они безмолвно общались. «Поздравляю тебя, ты сразу попал к нам, тебе удалось не возвратиться, – ровный голос звучал у него где-то внутри. – Мы пользуемся привычными для людей способами общения, хотя ты сейчас уже не принадлежишь людям, но пока и не там, где покой». «Я встречающий и послан, чтобы объяснить тебе, что происходит. Дальнейшее твое движение будет зависеть только от тебя. Ты не остался в мире и ушёл в тоннель, тебе позволила сделать это твоя чистота и то, что ты часто размышлял о том, что же тебя ждёт после того, неизбежного для каждого человека порога. Именно поэтому ты и не стал пытаться нырнуть обратно в тоннель и вышел в третий круг. Да в третий, так как первый круг –это сама земная жизнь, второй – это тот самый тоннель и пригорок, по которому ты катился. Третий круг самый массовый и здесь отстаивается большинство, отстаивается для того, чтобы принять и понять факт своего ухода. Чтобы ушла вся злость и желание вернуться, чтобы простить всё то, что было там. На это может уйти много и очень много времени. Некоторые проводят в этом круге вечность, чтобы подойти к нужному состоянию, к нужной чистоте для прохода в четвертый круг. Если у них нет всего этого сразу, то они отстаиваются здесь до тех пор, пока их сущность не будет способна пойти дальше. Но пройти дальше они могут только с помощью тех, кто сразу может пройти в четвертый круг. Поэтому они стоят и ждут, когда их позовут, и когда они прилепятся к кому-нибудь из проходящих и смогут пройти сквозь ворота. И это воистину большой прорыв для большинства из них. Потому они так мечутся вначале и так спокойны и покорны в ожидании прохода ворот. Хаос первого круга, беспорядочность второго и ожидание
Третьего приводят в четвертый круг – круг возврата. Приняв и дождавшись прохода, у большинства всё равно остаётся только один выбор – вернуться, вернуться в хаос, прилепившись к чистому, только что посланному в мир душевному естеству, чтобы вместе с ним пройти путь понимания и очищения. Возможно это новое естество само и не сможет пройти сразу этот путь, но оно может дать толчок ведомому. Обычно ведомые долго не задерживаются в хаосе и уходят от ведущих ещё до момента, когда ведущий научится говорить и излагать мысли доступным для человека способом. Хотя, бывают и исключения, о которых в хаосе много говорят, пишут и пытаются исследовать. Но в итоге все они возвращаются обратно в четвертый круг, помогают пройти туда теням из третьего круга, и если они недостаточно очистились, опять возвращаются в хаос, а если достаточно очистились, то они проходят в пятый круг.
В пятом круге, там, где все тени уже освобождены от привязанности к материи хаоса, они, в силу своей веры и религии, идут к своему устойчивому образу, созданному веками, огромной группой и поколениями, живущих в хаосе. Этот образ их принимает и согласно созданному устойчивому пути направляет обратно в хаос, чтобы пройти придуманный путь для выхода в шестой круг. Они делают великие дела, показывая и направляя на путь многих и многих. По крайней мере, большинство из них помогает мириадам беспрепятственно пройти в третий и четвертый круг, научив не задерживаться в хаосе и суете. Поэтому они и уходят осветленные, с радостью, с осознанием миссии, которую несут. Они в своем роде мученики, но они обязательно будут вознаграждены. Я сам был таким и многократно возвращался в хаос, чтобы до конца пройти эти бесконечные по сути круги. И так окончательно не отвязавшись от осознания этой миссии, я оказался здесь, в шестом круге и стал встречающим. Стал им потому, что так до конца и не реализовал себя, как проповедник. Но настанет и мое время и мне тоже удастся уйти в седьмой круг. А здесь, в шестом круге, у тебя есть выбор, у тебя есть возможность, насладится всеми нереализованными эмоциями хаоса, которому ты уже не принадлежишь. У тебя есть возможность вернуться, вернуться, несмотря на то, что ничто тебя уже не связывает с хаосом. Вернуться, чтобы суметь повлечь за собой мириады тёмных душ, выдернуть их из мрака суеты и направить на истинный путь. Только отсюда ты сможешь реализовать свою гордыню, которая не реализована. И дело только в том, что без этой реализации тебе будет невозможно попасть в седьмой, в последний круг. Кстати, большинство таких как ты, свободных и мыслящих, возвращается в хаос именно отсюда и становятся в хаосе духовными лидерами. Зачастую лидерами, ведущими не туда и не так, но сами они реализуют себя, и им удается пройти в седьмой круг. Скажу больше, но все, абсолютно все рано или поздно доходят до седьмого круга. Так что сколько бы душа не мыкалась, она обязательно уйдёт в седьмой круг – круг вечного покоя. И тебе уже пора сделать свой выбор. Там вдали зала есть двое ворот - большие серебристого цвета и маленькие золотистые. Твоя сущность должна подсказать, куда тебе идти. Так что дальнейший выбор ты сделаешь сам. Тем более, что ты уже знаешь кто ты, где ты и зачем сюда пришел.
Может у тебя есть вопросы?» – встречающий закончил свой монолог. «Есть! - заговорила его мысль. – А есть ли люди без души?» «Если это всё, то есть, и их, детей материального творца, немало. Не меньше, чем тех, у кого есть душа», - сказал встречающий и быстро отошёл от него, растворившись в толпе встречающих. С трудом переваривая сказанное, он заметался, заметался не зная, какой сделать выбор, он стал наблюдать за теми тенями, которые шли к двум воротам. Огромная группа их стояла в отдалении этих ворот. Периодически кто-то вырывался вперед, поддаваясь непонятному влечению, хаотично двигался и исчезал в одних из ворот. Закономерность уловить было невозможно, но большинство теней все-таки выбирало небольшие золотистые ворота. Он обратил внимание на одну особенность – между ворот находилось зияющее черное отверстие, из которого периодически появлялась белая сияющая тень, которая как магнит притягивала к себе те тени, которые направлялись к серебристым воротам и оставляя за собой шлейф, белая тень уходила в золотистые ворота. Вслед за этим шлейфом, словно за сквозняком, в золотые ворота втягивались все, прилепившиеся тени и вместо серебряных ворот они попадали в золотые.
Он забыл обо всём и был сосредоточен только на том, что происходило в зале. Но что-то внутри вдруг его отвлекло, и на него нахлынуло страшное и липкое чувство незавершенности, ведь его близкие не знают, что с ним, а узнав, наверняка будут убиты горем. Ему захотелось вернуться, вернуться к своей такой заботливой жене и таким весёлым и любящим детям. Он понял, что много, очень много не успел им дать, он оставлял их не по своей вине, но боль, ужасная боль вины и сожаления чёрной мрачной массой стало отягощать его душу. Он стал метаться, в отчаянье, метаться по огромному пространству зала. Только сейчас, метаясь, он осознал, что передвигается не привязанный ни к какой плоскости. Он мог летать, но полёт был ужасен, нервозен и это доводило его до исступления. Боль, боль по нереализованным ощущениям пронзила его естество, и он захотел вернуться. И сразу что-то изменилось в атмосфере зала, вокруг него образовались невидимые стены, отсекая его от остальных теней и прижимая к тем двум странным воротам, которые находились в этом зале. Его упорно прижимало к серебристым широким воротам, внутри которых колыхалась чернота. Он чувствовал, что за этой чернотой таится нечто неприятное, но в то же время эта была прекрасная возможность реализовать то, о чём он так волновался. Быть может ему удастся вернуться и увидеть своих близких, быть может он тогда сумеет успокоится, и тут же его поразило открытие – он всё равно ничего не сможет изменить и никак не повлияет на происходящие события. Это открытие его успокоило, одновременно ослабило и неумолимое давление невидимых стен.
Он двинулся к узким золотистым воротам, которые уже наполовину были скрыты прозрачными стенами. В этот момент в этих воротах появилась сияющая белая тень и он осознал всем естеством, что это его последний шанс, он рванулся и вцепился в эту тень. Белый, сияющий старец с длинной, словно шёлковой бородой, широко улыбнулся в ответ и сам, как бы отвечая прижал его крепко к себе. Так, словно став единым целым, они вылетели на середину золотых ворот и также вместе стали двигаться в белую бурлящую массу этих ворот. В нём родилось чувство благодарности к обнимавшему его старцу, который спас его и радовался, искренне радовался этому. Он очень многое взял от этого старца и тот с радостью отдавал ему.
Поднявшись к самому верху, он и обнимавшая его тень старца резко рванулись и ушли в золотистые ворота, вспарывая тугое пространство ворот в седьмой круг. Это был сияющий белым светом и искристый зал. В середине зала находился огромный переливающийся шар. Над ним сияло огромное отверстие, через которое было видно бурлящее облачное небо, которое он видел в третьем круге. Вокруг, совершенно беспорядочно носились белесые тени, прошедшие ворота в седьмой круг. Из этого, поистине броуновского движения теней, вырывались особо сияющие и резко пикировали на искрящийся шар. Обняв его, они сливались с ним, уходили в него и как в огромном аквариуме зависали в нём. Растворившись в шаре, они застывали в нём, через какое–то время начинали внутренне бурлить. Внутренности шара подталкивали тени к верхней сфере и потом тени загорались белым светом, на верхней поверхности шара образовывалась кипящая и сияющая белая опухоль, которая взрывалась и белый луч уходил вверх через отверстие над шаром. Это и были те отдаленные вспышки, которые он видел в третьем круге. Он кружил вокруг шара, находясь в трепетном сомнении. Было страшно приблизиться к финалу, но он, преодолев сомнения, рванулся к шару и обнял его. Теплый и поглощающий свет обнял его в ответ и растворил в своем божественном величии.
Он понял! Он понял всё! Как будто кто-то снял с него пелену. Всё стало ясно и понятно. Он с трудом переваривал объём информации, свалившийся на него. Его душа начала метаться, метаться не от беспокойства, не от страха, а от неупорядоченности своих мыслей и ощущений. Стоило его мысли скользнуть в любом направлении и передним открывались пласты неизведанного, но совершенно ясного бытия. Не было вопроса, на который он не находил бы ответ. И вместе с этим на него обрушилось ощущение счастья, безграничного счастья, радости и любви. Любви ко всему и ко всем сущим, ушедшим и приходящим. Ко всем и всему, что существовало, существует и будет существовать. И чувство благодарности, благодарности к Нему, к настоящему творцу всего сущего, освобождающему, очищающему и дающему всем дорогу к нему. Лишь только надо его принять, лишь только захотеть прийти к нему, и ты действительно приходишь на небеса, на те небеса, о которых говорят на земле, но которые просто недоступны живущим. И горе, которое он считал за горе, оказалось не горем, и жизнь, которую он принимал за жизнь, не была жизнью, и смерть, которую все боялись не была смертью, а лишь первым шагом к настоящему избавлению, к настоящему счастью. Он радовался, он упивался радостью о том, что все и знакомые ему и незнакомые, и живущие, и болеющие и мириады теней, бродящих от ворот к воротам, все они найдут успокоение, все они обретут Отца и поймут, что всё то, чем они занимались, чем они жили, куда стремились, чего боялись и за что переживали, окажется просто никчемной суетой, прахом. Что все идеалы падут в одночасье, что то, что им откроется разрушит всё-всё-всё, чем они жили, во что верили, но они станут во истину свободны и счастливы. Он был безмерно благодарен всем, кто при жизни его любил, ласкал, радовал, оскорблял, бил, издевался и унижал, он был благодарен тому наркоману, который прекратил порочный круг его, как ему казалось, вполне благопристойной жизни. Он был свободен, он уходил к Отцу, настоящему Отцу, который научил его жить, думать и творить. Не к тому создателю мира, в котором он жил, созданного из самой низшей формы существа, а к Создателю создателя, того, кого чтут за создателя, живущие на земле. Даже понимание этого факта было недоступно многим, живущим на земле. Но он знал, что рано или поздно это поймут все, и все придут к истинному отцу и будут счастливы, как счастлив он сейчас. И даже всё, что он прошёл, казалось ему счастьем. Эти мириады теней, ждущих и ищущих своего очищения, были ему родными и близкими, он любил их всех и каждого в отдельности. Они были на пути и на верном пути, многие и многие из них упорствовали, были привязаны к тем пустым и надуманным ценностям, но всех их ждал один и тот же закономерный финал – понимание и безграничная любовь. Совсем не та любовь, к которой они привыкли за свой земной путь. Тот страх, желание и вожделение не имели никакого отношения к той, настоящей любви, которую он чувствовал. И не было в нём желания донести до них до всех это понимание, оно всё равно придёт к ним. И к живущим, суетящимся в тени обманчивого духа, и серым теням, пытающимся нырнуть обратно в тоннель и стоящим в ожидании прохода к возвратному колодцу, и тем продвинутым, которым их вера не позволяет уйти напрямую, и им необходимо возвращаться для дообработки, и тем, многократно возвращающимся и светлым, которые не могут отвязаться от стереотипов, и тем старцам, которые помогают многим и многим неосознанно идти по верному пути, и тем многочисленным окрыленным, которые считают себя избранными, надолго застревая в этом состоянии и скатываясь к предыдущим барьерам, и сонму ожидающих, встречающих и возвращающихся. Он просто любил их всех. Любил их всех таких, какие они есть. И он оставлял их, он уходил, он заканчивал свой путь, и он прошёл чистилище.
Яркая вспышка заставила его раствориться в ней, и он поддался её мягкой силе и исполненный счастья начал перемещаться в те надежные, бесконечные миры Отца. И над последним залом невиданного здания полыхнула очередная яркая зарница уносившая его к вечному покою…
------------------------------------------------------------------------------------------------
На раскалённом солнцем шоссе стоял ряд полицейских машин с включенными мигалками. Сзади пристроился фургончик скорой помощи. Металлическое ограждение дороги рядом со стоящими машинами было смято и выворочено. Внизу по склону суетились люди в полицейской форме и в белых халатах. На дне обочины громоздилась перевернутая и искореженная фура. Под ней угадывались обломки легковой машины. Вокруг всего этого были разбросаны щепки деревьев и сломанные, ещё зеленые ветви сосен. Толстый, уже стареющий дорожный полицейский смачно матерился, закрывая пробкой пластмассовую бутылку минеральной воды. Вода была горячая и практически не утоляла жажды. Он матерился истекая потом, проклиная жаркую погоду, неудачное дежурство и этих идиотов водителей, из-за которых ему пришлось покинуть прохладную, продуваемую кондиционером дежурку и мчаться чёрт знает куда, на этот нелепый вызов.
Он выполз из машины, провел рукой по коротко стриженным волосам, размазывая по ним струившийся пот и осведомился у поднимавшегося снизу врача о положении дел. Врач махнул рукой, говоря о том, что врачам уже делать здесь нечего. Кроме трех размазанных трупов по кускам искореженного железа внизу ничего не было. Мёртвый молодой наркоман, угнавший фуру и ставший причиной всего этого безобразия на шоссе, случайный водитель, молодой мужчина, которого снесла с шоссе фура – о них полицейский уже слышал и сразу поинтересовался о третьем трупе. Врач грустно усмехнулся и после философской фразы о том, что от судьбы не уйдешь и пары проклятий в сторону наркомана, пояснил, что нашли труп маленькой девочки, очевидно просто гулявшей по лесу вдоль шоссе. Рядом немало дачных поселков, так что ничего удивительного в этом не было.
Врач ещё раз ругнулся и сказал, что пойдет вызывать труповозку. Сзади подошел молодой коллега полицейского, сказал, что протокол уже полностью составлен и можно вызывать дорожную технику для эвакуации битых машин и починки дорожного полотна. Пошевелив плечами, пытаясь расправить мокрую на спине от пота рубашку, полицейский повернулся и побрёл к машине выполнять свои нелёгкие, особенно в такой день, обязанности. Успокаивало его только одно – вряд ли он будет сообщать родственникам о погибших. Вот неприятная обязанность, подумал полицейский и втиснул своё объёмное тело в раскаленную коробку машины. Жизнь, а точнее то, что все считают жизнью, продолжалось…
Картины Ирины Азаренковой (обсуждение в ЖЖ)
Категории: Библиотека, Нью-эйдж, Основные разделы, Тексты
спасибо!