Древнерусские писатели, имевшие духовное звание, избегали говорить о себе — это считалось проявлением гордыни. Автор Начальной летописи, или «Повести временных лет» (наиболее древний её текст дошел до нас в Лаврентьевском и Ипатьевском списках) тоже придерживался этого правила. И однако же несколько раз он как бы выглянул из-за ширмы — как участник или свидетель тех или иных событий.
Так, под 1065 годом, рассказывая о ребёнке-уроде, вытащенном рыбаками из речки Сетомли близ Киева, летописец говорит: «В это же время ребенок был брошен в речку Сетомль; этого ребенка вытащили рыбаки в неводе, и мы рассматривали его до вечера, и опять бросили его в воду. Был же он таков: на лице у него был срамной уд, об ином нельзя сказать срама ради».
Неясно, был ли он тогда уже иноком Печерского монастыря или бегал мальчиком смотреть на диковину. Спустя три десятка лет он вместе с печерской братией пережил разорение обители половцами хана Боняка: «...и придоша на монастырь Печерский, нам сущим по кельям почивающим по заутрени» (под 1096 г.).
Далее узнаем, что летописец был ещё жив в 1106 г., когда, по его словам, «скончался старец добрый Ян (Вышатич), живший 90 лет, в старости маститой, жил он по закону божию, не хуже был первых праведников, от него же и аз многа словеса слышах, еже и вписах в летописаньи сем».
Вот и вся «автобиография» начального киевского летописца. На основании этого можно утверждать, что в молодости он жил в Киеве, в конце XI века был иноком Печерского монастыря и тогда же, вероятно, уже вёл летопись. Действительно, с середины XI в., летописный рассказ становится подробнее и теряет легендарный отпечаток, лежащий на известиях летописи до этого времени.
Кто был этот человек? Начиная с XIII в. его отождествляют с иноком Киево-Печерского монастыря преподобным Нестором (для его уха было привычнее — Нестер). Первым об этом Несторе, «иже написа летописец», упоминает в своём послании к архимандриту Акиндину (1224 – 1231) монах того же монастыря Поликарп.
Загвоздка, однако, вот в чем. Нестор известен в нашей древней письменности, как автор двух повествований — жития преподобного Феодосия и сказания о святых князьях Борисе и Глебе. Сличая эти памятники с соответствующими местами известной нам Начальной летописи, историки нашли непримиримые противоречия. Сильно разнятся и обстоятельства убийства святых братьев Бориса и Глеба, изложенные в летописи и сказании.
Эти разноречия подали повод учёным сомневаться в принадлежности Начальной летописи Нестору. Если только не предположить, что во второй половине XI в. в Печерском монастыре проживало два Нестора из-за чего впоследствии произошла путаница. Однако эта догадка не имеет под собой никакой доказательной базы.
Были еще попытки выдать за древнего летописца монаха Сильвестра — игумена Выдубицкого монастыря св. Михаила в Киеве, который прежде жил иноком в Печерском монастыре. Дело в том, что вслед за рассказом о событиях 1110 г. в Лаврентьевском списке следует такая неожиданная приписка: «игумен Сильвестр… написал книгу эту, летописец, надеясь от Бога милость получить, при князе Владимире (Мономахе), когда княжил он в Киеве, а я в то время игуменствовал у Святого Михаила в 6624 (1116) году…».
Но и это предположение сомнительно. Еще В.О.Ключевский недоумевал: «Если древняя киевская летопись оканчивалась 1110 г., а Сильвестр сделал приписку в 1116 г., то почему он пропустил промежуточные годы, не записав совершившихся в них событий, или почему сделал приписку не одновременно с окончанием летописи, а пять-шесть лет спустя?»
Да и древнерусская письменная традиция четко отличает начального киевского летописателя от Сильвестра, как его продолжателя. В Никоновском своде (XVI в.), после рассказа о несчастном для русских нашествии ордынского князя Эдигея в 1409 г., современник-летописец делает такое замечание: «Я написал это не в досаду кому-нибудь, а по примеру начального летословца киевского, который, не обинуясь, рассказывает вся временна бытства земская (все события, совершившиеся в нашей земле); да и наши первые властодержцы без гнева позволяли описывать всё доброе и недоброе, случавшееся на Руси, как при Владимире Мономахе, не украшая, описывал оный великий Сильвестр Выдубицкий».
Значит, Сильвестр не считался в начале XV в. начальным киевским летописцем. В современной историографии он числится первым продолжателем «Повести временных лет». Переписав в 1116 г. древнейшую летопись, оканчивавшуюся 1110-м годом (и внеся туда свои дополнения), Сильвестр продолжил ее, но вот до какого года — на этот счет мнения разнятся. Умер он в 1123 г., в сане епископа Переяславского (с 1119 г.).
Нельзя, впрочем, совершенно исключить, что все три «автобиографических» фрагмента на самом деле принадлежат именно ему — единственному из редакторов и составителей «Повести временных лет», который оставил потомкам свое имя. В этом случае и без того неясный силуэт древнейшего автора Начальной летописи растворяется без следа.
Сравнительно недавно возникла новая увлекательная гипотеза. В житии преподобного Феодосия и в рассказах Киево-Печерского патерика о монастырской братии последних десятилетий XI в. упоминается «черноризец Ларион (Иларион)», проводивший время в своей келье за написанием (переписыванием) книг. По мнению историка А.Никитина, именно он и был первым русским летописцем. Впрочем, этот занимательный историко-филологический роман (А.Никитин. «Инок Иларион и начало русского летописания») желающие могут прочитать сами.
Теги: История, Русь Категории: История, Основные разделы