"Актёр - это же человек, которому мало жизни собственной, ему надо прожить ещё иную жизнь" Константин Райкин
Новичок
Времени оставалось совсем мало, и Режиссёр начинал нервничать: роль, которая досталась Гоше, была крайне простой, но новичка и простая роль могла поставить в тупик.
- Что конкретно я должен там делать? - в десятый раз спросил Гоша. - Я не понимаю это ваше "сориентируешься на сцене".
- В целом ты должен перестать быть новичком. Для этого нужен опыт. Для опыта ты должен чаще выходить на сцену…
- Это я понял, но а там-то мне что делать? Как можно вот так вот и сразу на сцену, без репетиций? А вдруг актёрский состав меня не примет – пьеса идёт давно, а тут я «здрасти, приехали».
- Все так начинали. Почти все. Большинство. Тут нет ничего зазорного, - затараторил режиссёр. – И главное, делать-то ничего не надо особенного - какие там репетиции! Просто будешь изображать сына. «Родители» опытные – вытянут все первые сцены, а ты по ходу уж подтянешься. Кстати, они давно ждут в соседней комнате - обсудим детали. Хорошо бы, чтобы они не забыли, как тебя зовут…
- А если я снова не справлюсь? Если как в прошлый раз?
- Ну, снова будем пробовать. Что поделаешь? Ты, главное, не натвори там чего непоправимого, а то вылетишь из театра как пробка.
Переговоры с «родителями» прошли великолепно, и очень успокоили Гошу. Его будущие «родители», правда, были не из его училища, но это, действительно, были добрые люди и опытные актёры. Все тонкости были обговорены, и вот настал день, когда Гоша с благословления Режиссёра вышел на сцену. Сразу после его выхода на сцене все засуетились, но при этом на Гошу особого внимания не обращали. Он же , широко раскрыв глаза, смотрел туда, где был заполненный зрителями зал. Вернее, он смотрел в сторону, где должны были бы быть зрители, но ничего не видел: там, где он чувствовал знакомый шум зрительного зала, был только слепящий свет рампы.
Гоше стало страшно, и он заплакал. «Родители» тут же начали его успокаивать с таким энтузиазмом, что Гоше показалось, что всё так и было задумано. Стараясь не смотреть в зал, он начал шёпотом говорить «матери»:
- Как вы можете жить под постоянным наблюдением тысяч глаз? Режиссёр в зале? Он может подсказать, если что? Я, кажется, чувствую его присутствие…
- Муж, - радостно вскрикнула «мать», - он что-то пытается нам сказать!
- Ничего, подрастёт – сможет выразить всё словами, если вспомнит, конечно. Может, животик болит?
Новичок вступает в игру
Трудно сказать, сам ли Гоша на сцене всё время инстинктивно жался к рампе, или родители старались держать его поближе к зрителями и Режиссёру, но это положение не очень нравилось Гоше: за стеной света он не видел ничего и никого. Зато, глядя в противоположную сторону, Гоша видел родителей и разбросанные по сцене предметы. В ярком свете рампы все они казались напрочь лишёнными теней. Конечно, лучше всего он мог разглядеть предметы, которые совали ему родители: погремушки, соски, кубики...
Когда Гоша научился ходить, он смог заходить в глубь сцены, подальше от рампы. Так Гоша познакомился с миром теней. Родители его туда, правда, пускали неохотно. Но рельефность предметов, их трёхмерность поразила его воображение и на какое-то время стала его жизненным ориентиром. Гоша с нетерпением ждал, когда повзрослеет, но, вырвавшись в конце концов из родного дома, он обнаружил, что мир теней всё равно контролируется чьими-то родителями: они всегда были рядом, не пропуская его в мир, полной тьмы.
Тьма притягивала Гошу невероятно: вблизи неё всё было контрастнее, конкретнее, ярче. Все расположенные в мире теней вещи как будто врезались в его память, и вскоре Гоша вполне свободно ориентировался в этой мало освещённой части сцены. Лицо Режиссера постепенно стиралось из его памяти, и только подсознание время от времени разворачивало его в сторону рампы.
Так он и ходил по сцене кругами. Зрителям при этом могло казаться, что ничем конкретным Гоша не занимается. Но на самом деле он не только занимался активным познанием мира, но и наметил себе вполне конкретную цель – дойти до абсолютной тьмы. Гоше представилась такая возможность, когда он сам стал родителем. Правда, в его случае никакой Режиссер с ним об отцовстве не договаривался. Ребёнок появился как-то случайно, и изучающему мир теней Гоше откровенно было не до него. Зато остальные взрослые больше не останавливали его на границе света.
Впервые заскочив в темноту, Гоша больно о что-то ударил коленку и тут же в страхе отскочил в сторону света. Со временем, всматриваясь в тьму, от научился различать контуры предметов: это был различный бутафорский хлам - имитация - жалкое подобие того, что он уже видел в свете рампы. Впрочем, темнота придавала особый вес, особую значимость этим осколкам жизни. На фоне абсолютной тьмы исковерканные предметы выглядели трагически возвышенными. Да, там, дальше, в глубине зияло нечто совершенно тёмное. Долго подавляя в себе страх, подбирался Гоша к этой абсолютной темноте. Какие только ужасы не рисовало ему воображение, но каждый следующий шаг в темноту показывал, что ничего страшного в темноте нет. Инстинктивно оглядываясь назад, Гоша ещё видел некое подобие света, но бутафорский хлам на его фоне выглядел совершенно неинтересными чёрными руинами. Снова и снова Гоша оборачивался в сторону полной тьмы и делал очередной щекочущий нервы шаг. Везение не могло длиться вечно и, наконец, случилось то, чего он ждал и боялся одновременно, - чёрная пустота поглотила его: сделав очередной шаг, Гоша не почувствовал опоры и рухнул со сцены в старый пустой зрительный зал.
От удара головой в его глазах сверкнули искры, и Гоша на мгновение увидел, где находится. На его крик никто не пришёл. Назад на сцену Гоше забраться не удалось, и он решил искать в темноте двери на ощупь. Временами Гоша пытался представить себе устройство помещения – для этого ему даже не нужно было закрывать глаза, но всё, что представлялось Гоше, было похоже на то, что он видел ранее на освещённой рампой сцене. Впрочем, это даже приносило ему временное облегчение: он закрывал глаза и представлял себя лежащим на диване дома у родителей - в знакомом до слёз окружении лиц и предметов.
В конце концов, Гоша добрался до двери и вышел в полутёмный коридор театральной подсобки. Первым, кто попался ему на глаза, был охранник.
- Вы не подскажете как мне найти Режиссёра, - промямлил Гоша.
- А зачем он тебе?
- Хочу извиниться, он на меня рассчитывал, а я сошёл со сцены самым нелепым образом.
- Не ты первый, - улыбнулся охранник. - Я тебя проведу к нему, но сначала приведи себя в порядок. Вон туалет - умойся и почисть одежду – посмотри, ты весь в крови и пыли.
Уже не новичок
Как ни странно, Режиссер встретил Гошу весёлой улыбкой:
- Молодец, Гоша! В Этот раз ты продержался гораздо дольше. Надеюсь, ты запомнил все свои ошибки?
Гоша в ответ только печально вздохнул.
- Зато ты знаком теперь с дальними границами сцены. Хочешь назад? - продолжал Режиссёр.
- А можно? Там «родители» ещё должны ждать, - оживился Гоша.
- Нет, та история закончена. Придумаем тебе что-нибудь получше, подгримируем и отправим. Давай подумаем, кого бы ты хотел там сыграть.
Гоше не важно было, кого играть. Главным для него было быстрее попасть назад на сцену и ни в коем случае не допустить там прошлых ошибок, которые он крепко держал в голове. Возможно, именно поэтому, попав снова на сцену, Гоша ограничил свою жизнь только светлой частью сцены, заодно прикладывая все усилия, чтобы никого не пускать в мир теней. Рампа стала его религией, которую он проповедовал неустанно. Только в свете рампы и на глазах у Режиссёра возможно было, по его мнению, счастливое и долгое существование. Однако, так почитаемый Гошей свет рампы слепил глаза. Впрочем, Гоша всё равно смотрел в сторону яркого света. Из его глаз катились, как он думал, слёзы радости.
Беда, как обычно, пришла оттуда, откуда Гоша её не ждал: сделав в религиозном экстазе очередной поклон в сторону рампы, Гоша больно ударился головой о прожектор, вскочил ещё более ослеплённым, сделал шаг наугад и под хохот зрителей рухнул со сцены прямо под ноги Режиссёра.
Боль прожгла правое колено Гоши. Но многократно больнее было слышать ему смех тысяч зрителей. Добрый взгляд наставника не мог смягчить обиду падшего, поэтому Режиссёр нагнулся к Гоше и проговорил:
- Встань и успокойся. Ты же не думаешь, что ты первый, кто шагнул за границу света вот таким образом. Ну что ты надулся? Ты же мне как сын…
Охранник
Гоша был просто потрясён не столько своим падением в зрительный зал, сколько тем, что его религия рухнула вместе с ним. Он не успел выйти из своего экстатического состояния и ожидал похвал Режиссёра за удачно сыгранную роль праведника. Но вместо радости Наставника Гоша услышал ужасный хохот трибун. Правда, когда утих последний смешок в зале, Режиссёр Гошу всё равно похвалил, но лучше бы промолчал. От его похвал Гоша готов был провалиться сквозь землю. В нём боролись ощущения позора, провала и разочарования. В конце концов, тёмная волна обиды полностью захлестнула его.
В своей новой роли Гоша решил быть «сам себе режиссёром» и выбрал карьеру полководца. После падения он, правда, немного подволакивал правую ногу, но желание быть подальше от огней такой опасной рампы не оставляло ему выбора. Действительно, война на светлой части сцены выглядела бы абсурдной – там всё было ясно, но в тёмных закоулках сцены отряд Гоши, разодетый в подсмотренную им у охранника форму, смело выдумывал себе врагов и с отвагой бросался на них. В темноте, правда, было не разобрать, кто там враг, а кто друг, и, в итоге, солдаты храбро сталкивали со сцены друг друга. Сам Гоша в очередном «бою» получил сильнейший удар по голове и даже не заметил, как слетел со сцены, поскольку в кромешной темноте его павшие солдаты продолжали мутузить друг друга, пока кто-то не вышиб собой дверь в коридор.
Тут-то генерал Гоша всё понял и откровенно упал духом: предстоящая встреча с Режиссёром ему не сулила ничего хорошего. Он построил свой отряд и отправил его прямиком в зрительный зал, а сам решил остаться в коридоре охранником. Благо, предыдущего там не было видно.
К Гоше приходили посыльные от Режиссёра, уговаривали вернуться в зал, но ему было невероятно стыдно. В конце концов, в коридор заглянул и сам Режиссер. Он мягко взял Гошу за руку и повёл его за собой на свет.
На Гошу в изодранной генеральской форме было жалко смотреть. Повесив голову, он плёлся за Режиссером, поблёскивая остатками орденов и по привычке пытаясь попадать в ногу с Режиссёром.
Наблюдающий
В следующей своей жизни на сцене Гоша решил держаться подальше от карьерной лестницы. Наконец ему досталась спокойная роль солидного главы семейства. Счастье семьи стало девизом его жизни.
Гоша в этот раз равно боялся и рампы, и тьмы. Поэтому он держался подальше и от общества Ревнителей Света Рампы, и от воинствующих борцов с тьмой. Гоша был вполне счастлив со своей женой и детьми, а проблемы у него появились только тогда, когда ушли из семьи дети. Оказалось, что и Гоша, и его жена перенесли всю свою любовь друг к другу на своих детей. С детьми из семьи ушла любовь. Друзей у Гоши, как оказалось, тоже не было. Просто вокруг него не нашлось нормальных людей, к каковым не без основания причисляли себя Гоша и его жена. История его роли закончилась, и ему оставалось только довольно бессмысленное существование на вторых ролях.
Гоша решил уйти со сцены. Собственно говоря, в темноту они ушли с женой вместе. Нащупав край сцены, Гоша аккуратно спустился вниз сам, а потом помог спуститься и жене. Взявшись за руки, они пошли знакомой Гоше дорожкой прямо к выходу в коридор на свет из замочной скважины.
Первое, что спросил Гоша Режиссера было:
- Почему я не смог там оставаться тогда, когда понял, что значит быть нормальным актёром?
- Потому что норма – это большинство, а большинство – это относительные новички на сцене. Ты – мастер, актёр высшего класса. Тебе с ними скучно. Но я хочу, чтобы ты со своей спутницей вернулся на сцену.
- Зачем? – без энтузиазма отозвался Гоша.
- Ты будешь там моим представителем, можно сказать «играющим режиссёром», а жена - твоей верной помощницей. Ты же помнишь, как не хватало тебе моего присутствия там. Кто-то должен поддержать молодых актёров. Я дам тебе специальное устройство для связи.
Помреж
Роль играющего режиссёра оказалась совсем не простой. Гоша учился понимать окружающих, переводить в шутку их надуманные проблемы, намекать на свой опыт выхода из аналогичных ситуаций. В каком-то смысле Гоша играл роль указателя, который не только указывал направление, но и придавал уверенность в достижении указанной цели. В нём самом при этом тоже происходила трансформация: в какой-то момент Гоша вдруг начал видеть в каждом предмете на сцене бутафорское изделие, созданное по воле Режиссёра, в каждой роли он видел замысел своего Наставника, и за каждым сценическим персонажем он угадывал робкого новичка, способного стать великим актёром. Гоша стал видеть разворачивание замысла Режиссёра, предугадывать последующие события. Он увидел, что на сцене всё органично связано, всё проникнуто и объединено любовью Пославшего его. Впрочем, безусловно, это преображение произошло с Гошей не вдруг - в его голове постоянно звучал голос любимого Режиссера. Голос, который Гоша уже иногда принимал за свой собственный.
Со временем вокруг Гоши стали собираться актёры, которых не устраивала общеизвестная правда – им нужна была Истина. Некоторые из них даже называли Гошу своим Учителем. Знали бы они, что часто через Гошу с ними говорил сам Режиссёр. Так или иначе, вокруг Гоши актёры переставали быть ревнителями света или борцами с тьмой.
Гоша всё больше замечал в своём окружении талантливых и даже гениальных актёров. Сам же Гоша начал задумываться над ролями для них. Имея под рукой такой материал, трудно было удержаться от соблазна представить себя в роли Режиссёра. Но Гоше не хватало пространства. Требовался особый взгляд на сцену - что-то похожее на то, что он видел из зрительного зала. Гоша начал искать возможность выйти за огни рампы, чтобы охватить взглядом по возможности всю сцену и представить своих учеников участниками разворачивающихся на ней событий. Помня своё падение со сцены в зрительный зал, Гоша делал это очень осторожно, глядя в сторону от режущего глаза света рампы. Вскоре он нащупал проход в стене прожекторов, за которым в зал спускалась удобная лестница. Гоша стал проводить на ней почти всё своё время. Его не смущало то, что на него смотрит весь зрительный зал. Он теперь смотрел на сцену вместе со зрителями и вместе с Режиссёром. Он был их представителем на границе сцены.
Сценарист
Режиссёр больше не делал Гоше замечаний. А Гоше уже и не нужны были средства связи для понимания Режиссёра. Они думали в унисон. Иногда Гоша оборачивался в зал и видел глаза Режиссёра, но обычно он просто чувствовал спиной его реакцию на события на сцене. В любой момент Гоша мог пройти между прожекторами и вмешаться в ход действа, а потом незаметно для окружающих раствориться в свете рампы и спуститься в зал. Иногда он приносил и уносил бутафорские предметы, а пару раз Гоша даже вытащил с собой самых любимых из своих учеников. Он понимал, что за такие выходки актёры на сцене воспринимают его как колдуна. Гоше это было крайне неприятно, и, в конце концов, он выхлопотал у Режиссёра разрешение остаться в зале простым зрителем. Впрочем, быть простым зрителем у него как раз и не получилось.
Гоша продолжал оценивать ситуацию на сцене, но теперь он не вмешивался в происходящие события, а пытался планировать приход на сцену новых актёров с новыми ролями. Эти роли должны были кардинально изменить ситуацию на сцене. Своими мыслями Гоша делился с Режиссёром, который теперь относился к Гоше не как к сыну, а как к коллеге. С удовлетворением Гоша замечал, как лучшие из его задумок реализовывались Режиссёром.
Режиссёр
Наконец наступило время, когда Режиссёр воплощал на сцене уже подавляющее большинство Гошиных замыслов. И вот однажды Наставник отозвал Гошу в сторонку и сказал:
- Гоша, ты стал настоящим сценическим мастером, режиссёром. У меня для тебя есть важное задание. Я хочу дать тебе группу новичков. Ты уже в состоянии продумать для них целую серию воплощений на сцене. Эта группа должна сыграть особую роль, и я хочу, чтоб ты подготовил их к сцене как можно скорее. Я наделяю тебя для этого всеми полномочиями. Дерзай.
Гоша уже засиделся в зале и с радостью принял предложение Режиссёра. Он пригласил на собеседование потенциальных актёров-родителей и особо перспективных выпускников театральных училищ, которых встретил словами:
- Здравствуйте мои дорогие! Я ваш режиссёр. Ваша задача и проста, и сложна одновременно: вы должны перестать быть новичками. Для этого нужен опыт. Для опыта вы должны чаще выходить на сцену. Поначалу вы просто будете изображать детей. «Родители» опытные – вытянут все первые сцены…
Режиссёр светился любовью. В него просто невозможно было не влюбиться.
Снимок Валерия Аллина
(Обсуждать в ЖЖ)
хороший рассказ. и почему-то мне напоминает «Чайку Джонатан Ливингстон»….
спасибо!
Так эволюция же 🙂
вот наша реальная эволюция (социум) — какая-то «шаткая»
:0)
интересно получилось