История фарфора – настоящий детектив; даже сами китайцы не могут договориться о дате его изобретения! (Разброс идёт на столетия – само собой – «до нашей эры»). Так или иначе, ноу-хау держалось в тайне – поскольку сам фарфор со временем станет солидной экспортной статьёй. (И, в общем-то, удержалось – невзирая на неизбежные в таком деле утечки. Штука была в само́м исходном материале – чашку разобрать и потом собрать проблематично!) Во всяком случае, фон Чирнгауз и Бёттгер, фактически, откроют фарфор заново. (Надо сказать, поначалу курфюрст Август вполне серьёзно рассчитывал получить от них золото… и это в начале просвещённого XVIII века! Разумеется, всё снова засекретят – а мастеров, от греха, запрут. Характерно, что Август не станет делиться даже со своим союзником, нашим Петром Алексеевичем… тот засылал в Мейсен шпионов – безуспешно!)
После нескольких неудачных попыток, к теме вернутся при Елизавете – причём, на самом серьёзном уровне. Курировать будущую мануфактуру будет определён Иван Черкасов, кабинет-секретарь императрицы (состоявший в этой должности ещё при Петре и Екатерине Первых!) Вербовать кадры отправится доверенный человек Елизаветы, Николай Корф (именно ему, например, в своё время было доверено доставить в Россию принца Петра Ульриха – нашего будущего Петра III).
Увы, на сей раз чутьё барону изменило – и он нанимает некого Христофа Конрада Гунгера, чтобы «…учредить в Санкт-Петербурге мануфактуру для делания голландской посуды також и чистого фарфора так, как оный в Саксонии делается». «Порцелинного дела мастер» окажется шарлатаном! (Отчасти Корфа извиняет резюме Гунгера… как будто, тот действительно, знавал Бёттгера, работал в Мейсене – и даже, вроде бы, умудрился спереть там какое-то количество драгоценной массы). Но никаких секретов гастарбайтер не знал – и года через четыре его вышибут… (Заметим – от иностранца останется «только полдюжины чашек, да и те не имели ни цвета порцелинового, ни формы: были черны и покривлены…», – тем не менее, историю завода мы ведём именно с года прибытия Гунгера!)
Или нет? Поскольку в том же 1744-м здесь появится только что вернувшийся из Германии Дмитрий Виноградов – будущий создатель отечественного фарфора!
…Виноградов родился в Суздале (наиболее вероятным считается 1720 год) – десяти с небольшим лет от роду отец-протопоп отправляет его в Московскую Славяно-греко-латинскую академию – где как раз в то время учился Ломоносов… (Правда, он, как мы помним, был лет на шесть старше). Тем не менее, в 1735-м оба, в числе «первых учеников», окажутся уже в Петербургской академии, а ещё через год – сначала в Марбурге, а потом во Фрайберге. (Ломоносов разругается с местным начальством и уедет – а вот Виноградов завершит обучение. Педантичные немцы выдали студенту паспорт – тем самым предоставив нам единственное описание его внешности… правда – не слишком детальное: высокий рост, тёмно-коричневые волосы, красный камзол).
Вернувшись, Виноградов сдаёт экзамен, получает массу похвал, чин бергмейстера (то есть – горного инженера) и… направление на порцелиновую мануфактуру. (Как выяснится – на ближайшие тринадцать лет, без всякого преувеличения – на пожизненную каторгу!)
Вскоре после изгнания Гунгера у его «ученика» появятся первые успехи… (Не будем вдаваться в технологию – но фактически, фарфор был открыт в очередной раз, причём – сопоставимый по качеству с мейсенским!) Однако, Виноградову не досталось никаких бонусов – совсем наоборот, он окажется в самом натуральном заточении: «За что не примусь, то почти всё из рук у меня валится. Команда у меня взята, я объявлен всем арестантом, я должен работать и показывать, а работные люди слушать и повиноваться должны другому. Меня грозят взять и бить без всякой причины».
Ужасный – и ужасно непонятный статус! (Само собой, владение тайным рецептом налагало некие ограничения – но, по всем имеющимся сведениям, с Виноградовым обращались с какой-то абсурдной жестокостью…) Некоторые источники упоминают о некой «душевной болезни», другие полагают, что мастер банально спивался. (Хотя, вроде бы, уж от этого – при столь суровом режиме – оградить его было проще всего). В любом случае – незадолго до смерти (а он не доживёт до сорока) Виноградова в прямом смысле слова посадят на цепь – и так он будет заканчивать трактат «Обстоятельное описание чистого порцелина, как оной в России при Санкт-Петербурге делается, купно с показанием всех тому принадлежащих работ» – пожалуй, первое европейское сочинение такого рода… увы, до нас дошедшее не полностью.
Что касается Ломоносова – то его имя будет присвоено заводу по случаю 200-летия Академии наук; однако сам он действительно занимался кое-какими экспериментами с глиной – хотя куда больше внимания уделял стеклу. Тем не менее, когда, через несколько лет после смерти Виноградова, дела мануфактуры сильно пошатнутся, Сенат назначит её директором именно Михаила Васильевича – но через месяц своё распоряжение отменит. Видимо, академик отказался… Впрочем, это – совсем другая история.
Категории: История, Основные разделы