Каждое художественное произведение, если оно талантливо, является уникальным, неповторимым, каждое привносит в мировую культуру нечто новое. «Роза Мира» - самый главный, самый заветный труд Даниила Леонидовича Андреева – уникальна ещё и по своему масштабу. По тому воздействию, которое оказывает на умы и души современников.
Конечно, нельзя не вспомнить о предшественниках Д. Андреева на его пути – о мистиках и духовидцах прошлого. Это и Майстер Экхарт, и Якоб Бёме, и творцы «Добротолюбия», и Владимир Соловьев, и многие другие, кто пытался простыми и понятными всем словами передать открывшиеся им высокие истины. Но если говорить о миссиях, равномасштабных миссии Даниила Андреева – по ширине охвата иноматериальной реальности, по полноте передачи высшего знания, по глубине его осмысления и, наконец, по тому воздействию, что оказывают на общественное сознание, - то лишь два имени можно поставить в ряд с именем русского духовидца и философа: Данте и Сведенборг. Великий итальянский поэт позднего Средневековья и выдающийся шведский ученый-естествоиспытатель времен Просвещения.
Век 14-й, век 18-й, век 20-й. Католичество, протестантизм, православие. Когда-нибудь, возможно, найдется исследователь, который не побоится провести сравнительный анализ вестничества этих трех титанов…
Итак, Весть получена и Весть передана. «Роза Мира» написана. Как же воспринимается эта Весть, как преломляется в умах и душах тех, для кого предназначена?
Основной труд жизни Андреева был впервые опубликован в 1991 году. Правда, текст был известен и раньше – в машинописных копиях, бережно передаваемых из рук в руки, и часть интеллигенции, хотя и небольшая, имела о нем представление. Беспримерный в истории культуры труд оказал заметное воздействие на умы и души наших соотечественников, однако, в их реакции можно выделить две крайние, противоположные тенденции. Первая – резко критическое отношение, вплоть до активного неприятия. Нет нужды говорить, что наибольшее неприятие вестничество Андреева встретило в консервативных православных кругах. Не раз на страницах своего труда автор оговаривается, что высказываемое им может принести ему в среде Церкви славу ересиарха. Как ни грустно это осознавать, но подобное отношение, скорее всего, сохранится еще долго – до тех пор, пока светлая духовность будущей Розы Мира не принесет обновляющих изменений в христианскую догматику, отстающую от темпов развития научной, общественной и религиозной мысли.
Другое, противоположное отношение – безусловное принятие всего, о чем говорится в «Розе Мира». Для горячих приверженцев каждое слово автора становится неопровержимым свидетельством высшей истины, каждое положение закрепляется в сознании как догмат новой религии. Андреев предвидел подобное восприятие своего труда. В начале книги он пишет об истине, ее абсолютных и относительных аспектах. То, что он говорит по отношению к религиям и учениям светлой направленности, может и должно быть отнесено и к концепциям «Розы Мира». «Абсолютная истина есть достояние только Всеведующего Субъекта… Все наши истины есть, строго говоря, лишь приближения к истинам… Чем больше объект познания сравнительно с субъектом, тем больше вызываемых им вариантов. Относительная истина Вселенной и относительная истина Божества порождают столько же личных вариантов, сколько имеется воспринимающих субъектов».
На тему абсолютной и относительных истин есть известная суфийская притча о слепцах, повстречавших слона. Каждый ощупывал то, что попалось ему в руки, и в результате между ними разгорелся спор: на что же похоже встреченное животное? «На веревку», - говорил тот, кто ощупывал хвост; «на толстую колонну», - убеждал наткнувшийся на ногу; «на шершавую стену»; «на шланг»… Вариантов было ровно столько, сколько познающих субъектов. Прав каждый слепец – в том, что добросовестно ощупывал попавшееся ему, и каждый неправ – поскольку стремился доказать истину лишь своего опыта вместо того, чтобы выслушать остальных и совместными усилиями, синтезировав множество частных истин, попытаться представить слона целиком.
О мистическом способе познания, на котором основана, по большей части, «Роза Мира», много размышлял русский философ первой половины 20-го века Повел Успенский, ученик и популяризатор идей Гурджиева. Успенский определял мистическое познание как познание расширенным сознанием, для которого характерны несколько обязательных признаков: мистические состояния дают познание, которое не может быть достигнуто никакими иными методами; это познание мира не феноменального, но ноуменального; результаты этого познания обнаруживают глубокое сходство у людей разных времен и народов; результаты мистического опыта не сочетаются с логикой этого мира и не проверяются ей, они не логичны, но мета-логичны. К этому можно добавить, что все, пережившие мистические состояния, утверждают, что описать открывшееся им обычными словами невозможно, понятия и образы иноматериальных миров превосходят всё существующее на земле.
Возникает своеобразное противоречие вестника. Весть получена. Необходимо ее донести, как можно полнее, конкретнее и доступнее. Но особенности мистического способа познания делают эту задачу почти невыполнимой. Точнее, выполнимой, но с очень большой степенью приблизительности и условности.
Искажения Вести, неминуемо возникающие при попытке донести ее, можно условно разделить на две группы: объективные и субъективные. (Хотя грань между ними достаточно зыбка.) К объективным относятся те, в истоке которых невозможность передать категории и понятия высшей реальности в категориях и понятиях человеческого рассудка без аберраций. На языке математики это можно выразить так: в нашем мире трех пространственных измерений невозможно создать адекватную модель мира с четырьмя и более измерениями. При изображении на листе бумаги – плоскости с двумя измерениями, карты поверхности Земли, являющейся трехмерным телом, неизбежны разрывы и нарушения масштабов. Один из примеров подобных искажений в «Розе Мира» - места, где автор говорит о мирах с многочисленными измерениями времени. Физик или математик не может не воспринять скептически утверждение, что в высших мирах нашей брамфатуры 236 временных координат. Но если не привязываться к точному математическому смыслу, такое утверждение можно принять как метафору , как символ свободы, характерной для духовного мира, свободы, во много раз превышающей нашу, земную.
Что касается второй группы искажений – субъективных, то их источником являются психологические, национальные и конфессиональные различия вестников. Картины мироздания, нарисованные Данте, Сведенборгом и Андреевым, отличаются, поскольку личности вестников, общественное сознание их эпох, культурный и научный багаж знаний, конфессиональная принадлежность глубоко отличны. Скажем, такое свойство личности, как яркая фантазия, нередко уводила за собой российского вестника, уводила достаточно далеко. Другая крайность – недостаток фантазии – свойственная ученому Сведенборгу, также искажала картины потусторонней реальности, лишая их красок, ощущения живых вибраций иноматериального бытия. К субъективным можно также отнести неизбежные пробелы в концепциях, связанные с недостатком знаний.
Скажем, говоря о кармических законах, Андреев ни словом не упоминает закономерности астрологические. Известно, что можно воспринять, осмыслить и передать другим информацию, полученную свыше, только в том объеме и качестве, в которых мозг подготовлен к этому. (Интересно, что из трех грандиозных картин мироздания упоминание об астрологии встречается лишь у Данте, самого отдаленного по времени вестника. И это не удивительно, так как в средние века в романо-католической культуре это знание было привычным и дозволительным, за него еще не сжигали на кострах и уж, тем более, не объявляли идеалистическим суеверием.)
К сожалению, именно такие искажения, объективные и субъективные, нередко становятся для читателей камнем преткновения, непреодолимым препятствием, что мешают принять откровение, заставляют отгородиться от него недоверием и скепсисом. Весть не доходит до значительного числа тех, кому предназначена, поскольку свет ее во многих умах затеняется шелухой аберраций, личностными привнесениями вестника.
До сих пор речь шла об общих закономерностях, присущих мистическому способу познания. В чем же уникальность миссии Даниила Андреева? Прежде всего, будучи не только визионером и поэтом, но и глубоким самобытным мыслителем, Андреев затронул и разрешил ряд вопросов, остававшихся неразрешенными до него. И второе, не менее важное: действенный импульс к изменению мира, к его просветлению и одухотворению, что исходит от книги.
Закончив описание миров воздействия, поражающих душу своей жестокостью и мраком, автор восклицает: «Я хорошо знаю, что гуманистическому сознанию нашего века хотелось бы встретить сосем иные картины… Тем, которые возмущены суровостью законов, можно ответить одно: так работайте же над их просветлением! … Примкнуть к тем, кто трудится над смягчением этого закона, волен каждый из вас». Где еще, в каком ином духовном учении, будь то Запад или Восток, звучал подобный призыв: не смиренно склоняться перед мировыми законами, уповая на высшую справедливость, но работать над их просветлением, творить новые? Богосотворчество – вот цель, которой добровольно следует устремленная к свету монада. Смягчение и просветление демонических законов мироздания – один из аспектов вселенского творческого процесса.
Теги: Роза Мира Категории: Библиотека, Нью-эйдж, Основные разделы, Тексты