«Вкус ча (чая) такой же, как и вкус чань (дзен)». Это изречение, приписываемое Дамо – первому патриарху Чань (Бодхидхарма на санскpите, Бодаи-Дарума или просто Дарума по-японски) - недавно напомнил некто (спасибо ему). И по неумолимому закону ассоциаций завертелись шестерёнки, и стала разворачиваться лента памяти. Откуда я впервые узнал это изречение?
Может быть, из какой-нибудь статьи Померанца. Да, Померанц... Помню, пили мы чай у него на кухне. Кроме Померанцев и меня была ещё Любовь Позднеева, с которой мы обсуждали возможную публикацию «Железной флейты», перевод которой я в то время редактировал. Этот перевод так и не был опубликован тогда.
Интересно, вышла ли эта книга по-русски? И если да, то в чьем переводе? Впрочем, навряд ли это так важно.
«Железная флейта» или Теттеки тосуи - Сто коанов дзен с комментариями Генро, Фугаи и Нёгена Сендзаки (а может и кого-нибудь ещё, не помню) – тогда попала мне в руки. Собственно говоря, это была и не книга, а фотокопия. Я работал лаборантом по хозтеме в университете. Хотя сказать про это «работал» - слишком сильно. Я отбывал по три часа в день, занимаясь мелкой секретарской работой. Главной моей обязанностью было варить чай для посетителей по методике, изобретенной моим шефом. Чай не имел никакого запаха, зато имел необычный вкус, который я помню до сих пор.
У моего начальника возникла проблема: на теме оставались фонды, которые нужно было выбрать. Тут я и предложил ему: заплатить переводчице, как за научный текст, а чтобы на самом деле она перевела «Железную флейту». Книга эта к тематике кафедры (какая-то структурная химия) отношения, естественно, не имела, но зато имела прямое отношение к его и моим интересам. Так и сделали, а за это он вменил мне в обязанность редактировать текст. До сих пор помню: «Манджушри, Манджушри, почему ты не входишь?»
Так вот, мы пили чай на кухне...
Любовь Позднеева, дочь известного русского востоковеда, была тем человеком, который познакомил наших соотечественников с основными даосскими текстами: Ян Чжу, Ле Цзы и Чжуан Цзы. Это было нелегко – опубликовать даосскую мистику, но Любовь Дмитриевна приложила громадные усилия и в конце концов «протащила» тексты под закамуфлированным советским названием «Атеисты, материалисты и диалектики Древнего Китая»». (Sic!). Низкий ей за это поклон.
Я помню, как впервые увидел эту книгу у своего друга. Помню квартиру в Кузьминках, даже стол, на котором она лежала (её оставил почитать один приятель). Это было первое (и много лет единственное) издание, в коричневатом твердом переплете. (Как книжник, не могу не отметить, что она была редкой, и много лет я не мог её достать). Она покорила меня сразу и, наверное, навсегда. И эти странные имена: Дядя Темнеющее Око, Учитель с Чаши-Горы... Именно тогда я узнал о коне, равному которому не было в Поднебесной. Из этой же книги выпорхнула бабочка Чжуанцзы. Кто знает, может быть это была та самая, которая так и мчится «из ниоткуда в никуда»...
Хотя не исключено, что летящая в никуда бабочка каким-то образом могла иметь отношение к бабочке-союзнику. Правда, раньше мы её называли (да и сейчас в нашей семье называем) «бабочкой Олли». Это произошло с легкой руки переводчика Васи Максимова, благодаря вдохновенному труду которого я, как и многие другие, познакомился с первыми четырьмя томами Карлоса Кастанеды. Не знаю, где Вася сейчас (кто-то сказал, что в Питере? А может и в Корее...), но я его хорошо помню. Настоящий былинный персонаж: высокий, широкоплечий, очень «русский». Вася был (да и есть, наверное) мастер на все руки. Как-то раз мне потребовался книжный стеллаж, и он тут же смастерил его из подручных материалов. Работал он так, как будто всю жизнь только этим и занимался, быстро и ловко, только босые ступни сверкали... Помню его улыбку, голос, полный эмоций. Позднее он, как я обнаружил, переводил и суфийские притчи.
Григорий Померанц был человеком, познакомившим русскоязычного читателя с дзеном. Наш ему поклон за это. Одно время я раскапывал ранние публикации, смотрел, как это начиналось. Статьи в журналах (кажется, вроде «Народы Азии и Африки» и пр. Одна из них – «Дзен и его наследие» - до сих пор где-то лежит у меня в закромах.) Именно оттуда, из этих публикаций, тек ручеек, который жадно впитывали энтузиасты. «Когда птица перестала петь, наставник сказал: “Проповедь окончена”»... Ходила в самиздате и известная «диссертация Померанца» (не знаю, защищенная или нет) о дзене и Кришнамурти.
Помню также, как Померанц показал мне книгу с интригующим названием “Zen Dust”. Он принёс её из Ленинки, где работал. Надо сказать, что она весьма редка. Ценят её не столько за тексты, которые были опубликованы и в другом издании, а за комментарии. Но и в самом Померанце тоже было что-то от духа дзен. Трудно было поверить, что этот человек прошёл через лагеря. Никакого надлома, горечи. Совсем наоборот. Поздее я познакомился и с кое-какими в то время неопубликованными его статьями. Особенно запомнилось прелестное эссе «К теории зари»...
Жена Померанца, Зинаида Миркина, по характеру была, на первый взгляд, его полной противоположностью. Но они удивительно дополняли друг друга. Зинаида Александровна – поэт и переводчик. Это она познакомила меня с Рильке, за что я ей очень признателен. До сих пор у меня храняться переводы нескольких стихотворений, написанные её рукой. Но чаще всего я вспоминаю её в связи с переводами Ибн аль-Фарида, особенно «Касыды о вине», одного из самых любимых моих стихотворений.
Пора бы и закругляться, но ещё один поворот шестерёнок... Не могу не вспомнить о том, как попал к Померанцу впервые. Меня привез к нему ныне покойный отец Александр Мень (Царство ему Небесное! Я, как и многие, был потрясен, узнав об его злодейском убиении). Я тогда был весь в поисках и из-за неудач в йогической практики пребывал в депрессии. То есть, попросту говоря, потворствовал себе, или, как я сказал бы позднее, «индульгировал» (Привет ещё раз, Вася!). Тогда отец Александр сказал мне: «Я хочу познакомить Вас с одним человеком». Мы сели в Пушкино в электричку, потом, кажется, в такси, и приехали в квартиру Померанцев на Юго-Западе.
Да, да, я знаю о «стирании личной истории». Но надо ли стирать всю? Ведь есть так много того, что стереть не удается, хотя стоило бы. А память об этих людях пусть останется. К тому же история – это то, что было. А они – есть.
Это не воспоминания о «давно минувших временах». Кое-кто ушёл, другие живы. Да и что значит «ушёл»? Где то место, куда они могли уйти? Для меня эти люди живы, потому что они оставили отпечаток в моей жизни.
Есть, впрочем, и другие люди, которым я многим обязан, хотя никогда их встречал. В этой «записной книжке» есть и Владимир Высоцкий, и светлой памяти академик Борис Леонидович Смирнов, человек, удивительный и своей жизнью, и своим трудом. 25 лет он работал для того, чтобы дать возможность своим соотечественникам наслаждаться жемчужиной из жемчужин – Бхагавадгитой. И этот список можно продолжить, но нет такой цели. Это не мемуары, просто вспомнилось по ассоциации...
Такие люди есть в любое время, даже самое мерзкое, говорим ли мы о том, что было «тогда», или о том, которое «сейчас». Впрочем, само разделение не имеет смысла. И потому, что нет границы между «было» и «есть», и потому, что тьма наступила на этой планете ещё тысячи лет назад. А ещё и потому, что никакого времени, может, и нет вовсе...
Но в жизни каждого из нас, я думаю, есть люди, встреченные нами или нет, которые принесли нам частичку света. Им не обязательно быть великими, или знаменитыми, или даже известными. Но именно их наличие (а, может быть, и только это) хоть как-то примиряет нас с тем, свидетелями чему мы являемся.
Для меня – это люди, которым я благодарен, и которых мне не забыть.
Как вкус чая.
Снимок Андрея Саликова)
(Обсуждение в ЖЖ)
1 комментарий