Набег на Сурож «русского князя» Бравлина

Сергей Эдуардович Цветков

С конца VIII в. византийские владения на Черном море стали подвергаться нападениям таврических русов.

Первое известие о подобном конфликте содержит Житие святого Стефана, епископа Сурожского (произведение, сохранившееся в русском переводе XV в.). Интересующие нас события отнесены там к ближайшему времени после смерти святого Стефана (787 г.). «По смерти же святого мало лет мину, — повествует древнерусский составитель Жития, переработавший греческий оригинал, — прииде рать велика русская из Новаграда, князь Бравлин, силен зело». Разорив все крымское побережье от Корсуня до Керчи, его войско подступило к Сурожу (греческая Сугдея, нынешний Судак). После десятидневной осады город пал, жилища горожан и христианские храмы подверглись дикому грабежу. Но когда Бравлин захотел поживиться золотой церковной утварью и пышным покрывалом с гробницы св. Стефана, на него напал столбняк; болезнь отступила лишь после того, как князь выразил желание покаяться и креститься.

В свое время достоверность фрагмента о «русском князе» ставилась под сомнение, но более глубокий филологический анализ текста позволяет заключить, что в своей исторической части Житие святого Стефана является ценным источником по древнерусской истории (О достоверности исторических сведений жития св. Стефана Сурожского см., напр.: Карташев А. В. История Русской Церкви. М., 2000. Т. 1. С. 78-82).

Нас, естественно, прежде всего должен заинтересовать «Новаград», откуда пришел со своей ратью князь Бравлин. Этим городом никоим образом не может быть Новгород на Волхове, который тогда попросту не существовал (древнейшие культурные слои Новгорода датируются серединой Х в.). Новаград князя Бравлина явно находился где-то поблизости от Корсуни и Сурожа. Возможно, правы те историки, которые в этой связи указывают на Neapolis (Новый город), нанесенный на карты средневековых генуэзских и венецианских купцов неподалеку от нынешнего Симферополя. В самом деле, люди средневекового Запада часто буквально переводили названия славянских городов: Старград — Ольденбург, Велиград — Мекленбург, Магнополис и т. д. Особую убедительность этой гипотезе придает то обстоятельство, что по соседству с помянутым Неаполисом/Новгородом находились местечко Россофар. Кроме того, в античном Крыму зафиксированы еще два «Новгорода», чьи названия образованы от др.-инд. náva – «новый»: Navarum (буквально «Новый город»), город в Скифии (Плиний), и Ναύαρον (Наварон, Навар), город в Нижнем течении Днепра (Птолемей) (О. Н. Трубачев. К истокам Руси. Наблюдения лингвиста. См.: Трубачёв О. Н. В поисках единства. М., 1997. С. 184 – 265).

Можно, однако, указать еще один — дунайский — Новгород, стоявший по соседству со средневековой Русамаркой (на территории современной венгерской области Ноград, севернее Будапешта).

Впрочем, Житие святого Стефана дает еще одну, этнографическую привязку местонахождения разбойных русов Бравлина к Таврии. Это — человеческие жертвоприношения, которыми захватившая Сурож языческая Русь, по словам автора, возобновила кровавые жертвы, некогда приносимые древними тавроскифами на алтарь Артемиды. Византийские авторы связывали обычай ритуального убийства только с таврами и Тавридой. В основе этой давней традиции лежал миф об Ифигении, в котором между прочим говорится, что жители Тавра приносят в жертву иностранцев, пристававших к их берегу. Таким образом, русы представлялись грекам прямыми потомками древних тавров, сохранившими кровавый обычай своих прадедов. Михаил Хониат (вторая половина XII в.) писал к одному из своих друзей: «Страшит меня лежащая на той стороне пролива Тавроскифия, да не перейдет из нее на тебя злой обычай чужеземцев». Стало быть, по представлениям составителя Жития святого Стефана, Новаград князя Бравлина находился где-то в таврических областях.

Наконец, кое-что может поведать само имя «русского» князя. Для русского уха оно звучит довольно непривычно, и среди древнеславянских имен ничего похожего мы не найдем; не случайно, в менее исправных списках Жития святого Стефана князь Бравлин переделан древнерусскими переписчиками в «бранливого», то есть «воинственного», князя. Однако имя Бравлин действительно существовало. Испанский писатель VII в. Исидор Севильский в одном из своих сочинений упомянул, что среди его знакомых имеется готский епископ Браулинон (см. В. Васильевский. Русско-византийские исследования. Вып. 2. Спб., 1893 г. с. CXLIII). Надо полагать, имя это принадлежало к готскому именослову и вполне могло войти в именной фонд ругов (будущих русов) в период их подчинения готам (II – IV вв.). Правдоподобность переделки Браулинона/Бравлинона в славянского Бравлина достаточно очевидна. Не забудем также, что в Тавриде обитала довольно сильная и многочисленная колония крымских готов, с которыми первые русы, добравшиеся до Крыма, неизбежно должны были вступить в торговые и культурные отношения. Следовательно, Житие святого Стефана, скорее всего, донесло до нас имя одного из первых предводителей Таврической Руси.

Судя по всему, набеги русов продолжались и дальше. Большие города Таврии уцелели, но их окрестности были совершенно разорены. В середине IX в. херсонесцы рассказывали будущему славянскому первоучителю Константину (Кириллу), что вследствие набегов варваров большая часть византийского Крыма сделалась необитаемой.

P.S.

Н. Т. Беляев остроумно предлагал производить имя Бравлин от города Бравалла, где произошла знаменитая северная «битва народов» (Беляев Н. Т. Рорик ютландский и Рюрик Начальной летописи // Сборник статей по археологии и византиноведению. Прага. Т. 3. 1929. С. 220). По мысли историка, имя Бравлин было прозвищем одного из знатных участников сражения, подобно тому, как князь Александр Ярославич прозывался Невским, Суворов Рымникским, Румянцев Задунайским и т. д. Такое объяснение звучит привлекательно, ведь источники свидетельствуют, что многочисленные отряды поморских славян-вендов приняли участие в сражении на стороне победителей шведов и, следовательно, с полным правом могли называть себя «бравальцами». К тому же средняя продолжительность активной жизни «бравальца» укладывается во временной промежуток приблизительно с 770 до 810 г., что дает ему теоретическую возможность отправиться грабить Сурож. Единственная слабость данной гипотезы Беляева состоит в том, что она возвышается над грудой молчащих источников. У нас нет доказательств того, что в период раннего Средневековья полководцы и воины Северной Европы действительно носили прозвища, образованные от названий местностей, где им случалось одержать победу.

Исходя из вышесказанного, «русский князь» Бравлин мог быть:

1. Правителем местных «таврических» русов, которые представляли собой, вероятно, довольно разноплемённую общность, но с преобладанием западнославянского («варяжского») элемента.
2. Предводителем ватаги, пришедшей из «Дунайской Руси», а, может быть, и вождём поморско-рюгенских русов, освоивших европейский путь «из варяг в греки» (Балтика – Одер (Эльба) – Дунай – Чёрное море). Не случайно ведь, по сообщению Бертинских анналов, в 839 г. рюгенский «каган русов» уже вёл с Византией дипломатические переговоры… Но это чистое предположение, без фактического обоснования.

Имя Бравлин не может служить доказательством готского происхождения «русского князя». Источники сохранили свидетельства о непримиримой вражде ругов (русов) и готов, поэтому представить этнического гота во главе дружин русов едва ли возможно.
 

(Обсуждать в ЖЖ)

Категории: История, Основные разделы
Короткая ссылка на этот пост: https://vectork.org/?p=6000

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.