"Ныне пойдем; побеседуем после мы, ежели Кронид
Некогда даст нам, небесным богам, бесконечно живущим,
Чашу свободы поставить в наших чертогах свободных!" (1821, «Илиада», Песнь VI)
Введение
Род Гнедичей легко прослеживается до начала 17 века, когда впервые упоминаются проживающие под Полтавой Яков Гнеденко (Гніденко, от «гнедой» на украинском, товарищ значный войсковой в Котелевской сотне) и его жена Мария Гнеденко. Николай Иванович Гнедич был и остаётся человеком очень известным, но в наше время слава его покрылась прахом веков, и уже непонятно, почему он был увековечен на новгородском памятнике «Тысячелетие России» рядом с немногими лучшими представителями Государства Российского: Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем, Крыловым. В то же время, на памятнике «Тысячелетие России» (по разным причинам) не были упомянуты многие великие люди:
«Долгий период заняло также утверждение списка этих «видных людей»: были исключены поэт Кольцов, драматический актёр Дмитревский, поэт Кантемир и флотоводец Ушаков. Не помещены на памятнике знаменитые русские зодчие: Воронихин, Захаров, Баженов, Казаков. Разразился скандал с вычёркиванием из списка поэта Тараса Шевченко. Среди государственных деятелей отсутствует изображение Ивана Грозного... Николай I добавлен в последний момент.» (Антощенко А. В. «Памятник Тысячелетию России»)
Я не филолог, и мне трудно судить о том, в чём же была заслуга именно Николая Гнедича: все переводчики с древних языков выглядят для меня людьми очень достойными. Занятие это действительно нелёгкое: передать нужно не только смысл умерших слов, значение забытых речевых оборотов, но и дух давно прошедших веков. Это - серьёзная «лингвистическая археология», за которой стоит кропотливое изучение истории. Я понимаю, что Николай Гнедич легитимизировал размер стиха, наиболее полно отражающий ритм поэм Гомера, но это всё представлялось мне не достаточным для размещения его статуи среди величайших умов России. Мне кажется, я нашёл ещё одну историческую причину особого уважения современников Николаю Ивановичу Гнедичу, и связана она оказалась с декабристами.
Биография
Николай Иванович Гнедич родился 2 (13) февраля 1784 г. в Полтаве, в небогатой семье, принадлежащей старинному дворянскому роду. В детстве Гнедич переболел оспой, которая не только изуродовала его лицо, но и лишила правого глаза. В 1793 году он был помещён в Полтавскую духовную семинарию. Через пять лет вышло распоряжение о переводе семинарии из Полтавы в Новомиргород, но вместо этого отец, Иван Петрович Гнедич, отправил сына в Харьковский коллегиум. В марте 1800 года, по окончании коллегиума, Гнедич приехал в Москву. Здесь он временно, вместе со своим приятелем по коллегиуму, будущим декабристом Алексеем Юшневским, был помещён пансионером в Гимназию Московского университета, но вскоре был переведен студентом на философский факультет университета, который окончил в конце 1802 года. После этого Николай Иванович переехал в Санкт-Петербург, где определился на службу в департамент министерства народного просвещения.
Его стихи, оригинальные и переводные, равно как искусное чтение, открыли перед ним дома графа Строганова и А. Н. Оленина. Благодаря покровительству последнего, Николай Иванович Гнедич в 1811 году был избран в члены Российской Академии и назначен библиотекарем публичной библиотеки, где стал заведовать отделением греческих книг.
Роль в литературе
Да, Николай Иванович Гнедич был знаком с Крыловым, Пушкиным и литературным патриархом того времени Державиным, дружил с Жуковским. Его роль в русской литературе можно разделить на четыре части: поэзия, переводы, воспитание молодых поэтов, помощь известным авторам. Так в начале 1820-х Н. Гнедич первым начал издавать поэмы Пушкина. Тот, приветствуя выход долгожданного труда, пишет в "Литературной газете": "С чувством глубоким уважения и благодарности взираем на поэта, посвятившего гордо лучшие годы жизни исключительному труду, бескорыстным вдохновениям и совершению единого, высокого подвига". («Илиада Гомерова, переведенная Гнедичем» Пушкин)
Подвигом были 20 лет, посвящённые Гнедичем переводу Гомеровской «Илиады». Николай Иванович Гнедич не только перевёл её, но и изложил её гекзаметром, который совершенно не приветствовался в то время. Как позже оказалось это был самый удачный вариант написания «Илиады» на русском. Сравнивая перевод "Одиссеи" Жуковского и перевод "Илиады" Гнедича, Белинский отдаёт должное лёгкости поэтического языка Жуковского, прибавляя при этом: "Но постигнуть дух, божественную простоту и пластическую красоту древних греков было суждено на Руси пока только одному Гнедичу" (В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. IV., 1901. Сравнение перевода одних и тех же стихов у Гнедича и Жуковского см. в примечании к отрывку "Тантал и Сизиф в аде".)
Перевод "Илиады" вышел в 1829 г. и сразу же стал крупнейшим событием литературной жизни. Параллельно с переводом "Илиады" вышел и том с комментариями – результат огромной исторической работы, проделанной Гнедичем.
Пушкин называл перевод "Илиады" Гнедича среди произведений, “кои русская словесность с гордостью может выставить перед Европою”, и приветствовал торжественным гекзаметром:
Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи;
Старца великого тень чую смущённой душой.
Пушкин посвятил Гнедичу следующие строки:
«Ты, коему судьба дала
И смелый ум, и дух высокий,
И важным песням обрекла,
Отраде жизни одинокой...
Твой глас достиг уединенья,
Где я сокрылся от гоненья
Ханжи и гордого глупца,
И вновь он оживил певца...»«С Гомером долго ты беседовал один,
Тебя мы долго ожидали,
И светел ты сошёл с таинственных
вершин
И вынес нам свои скрижали»
Достоинства перевода Гнедича - в точной передаче подлинника, силе и яркой образности языка. "Перевод "Илиады", - писал Белинский, - эпоха в нашей литературе, и придёт время, когда "Илиада" Гнедича будет настольною книгою всякого образованного человека" (Полн. собр. соч. Т. V.). Белинский характеризовал гнедичевский перевод «Илиады» как “гигантский подвиг великого таланта и великого труда”.
Из оригинальных произведений Николая Ивановича Гнедича лучшим считается идиллия «Рыбаки», где имеется классическое описание петербургских белых ночей, цитируемое Пушкиным в примечании к «Евгению Онегину».
Что касается влияния Гнедича на молодых поэтов России, то оно не отделимо от роли Гнедича в воспитании декабристов.
Декабристы
Николай Иванович Гнедич дружил с будущими декабристами: К. Ф. Рылеевым, Н. М. Муравьевым, Ф. Н. Глинкой...
И. Н. Медведева и Н. И. Гнедич в своём очерке «Гнедич Николай Иванович» пишут:
«То обстоятельство, что до конца 10-х годов в русской поэзии было явное преобладание элегических и других "безделок", возбудило борьбу за высокую героическую поэзию, и в этой борьбе Гнедич сыграл роль не только как поэт и переводчик, но и как критик и советчик молодых поэтов декабристского поколения. … Гнедич начал с перевода самой бунтарской из трагедий Шиллера. Затем он переводил "Гамлета" и перевел "Короля Лира" Шекспира, несколько приспособив его к вкусам, воспитанным классической трагедией (перевод именовался "Леар"). Наибольшим и длительным успехом пользовалась на русской сцене трагедия Вольтера "Танкред" в стихотворном переводе Гнедича. … Мемуарист Жихарев приводит разговор Гнедича с декабристом Юшневским, в котором Гнедич утверждал, что "несколько хороших пьес и хороших актеров нечувствительно могут переменить образ мыслей и поведение наших слуг, ремесленников и рабочих людей". … Батюшков содействовал литературным связям Гнедича. Он ввел Гнедича в дом своего воспитателя, одного из просвещённейших людей того времени - М. Н. Муравьева (отца декабриста Никиты и Александра). …
В 1817 году Кюхельбекер печатает в "Le Conservateur impartial", французской газете, издававшейся в Петербурге, статью под названием "Взгляд на нынешнее состояние русской словесности". В основе этой статьи - мысль, развитая Гнедичем в его "Рассуждении о причинах, замедляющих развитие нашей словесности". Она заключается в том, что Гнедич, а вслед за ним Кюхельбекер считают Отечественную войну тем переломным моментом, когда русская литература впервые начинает сбрасывать с себя цепи чуждых ей французских правил. Этих стеснительных для поэзии и драматургии правил, по мнению Кюхельбекера, придерживаются русские литераторы, "несмотря на усилия Радищева, Нарежного и некоторых других, на усилия, которым, быть может, со временем узнают цену" ("Le Conservateur impartial", 1817, No 77) Вслед за Гнедичем Кюхельбекер, утверждает, что "тиранство" влияния французской словесности... простиралось так далеко, что не смели принимать никакой другой меры, кроме ямбической" (Там же). Одним из доказательств начала новой эры в поэзии Кюхельбекер считает перевод "Илиады" гекзаметрами.
Передовые взгляды, сказавшиеся в его ранней деятельности, и роль поэта, "состязающегося" с Гомером, содействовали тому, что Гнедич начал играть роль своеобразного наставника литературной молодежи декабристского поколения. Памятниками этого наставничества являлись многочисленные послания к Гнедичу: Пушкина, Кюхельбекера, Рылеева, Баратынского, Дельвига. Все эти послания единодушно говорят о том, что Гнедич в своем литературном учительстве обращал молодых поэтов к значительным, гражданственным темам, стремясь найти в даровании каждого поэта зародыши того, что могло сделать из него поэта-гражданина. …
1821 год, с которым связано оживление общественной деятельности Гнедича, был вехой, отделявшей период нарастающих революционных настроений от периода непосредственной подготовки к перевороту. Образование Южного и позднее Северного тайных обществ явилось началом перехода от идеологических объединений к действенно-политическим. Выдвинутые декабристами в это время вопросы агитации определили и круг полезной в этом отношении художественной литературы.
В 1822 году, при допросе в Военно-судной комиссии при 6-м корпусе Южной армии, юнкера Перхалов, Михайловский, Бартенев и Шматковский показывали, что майор В. Ф. Раевский, который вёл занятия с солдатами и младшими офицерами по ланкастерской системе, велел им учить некоторые примеры стихов наизусть. Примеры эти были всегда революционного содержания. Юнкера помнили некоторые из них. Так, перед комиссией был прочитан отрывок из стихотворения Гнедича "Перуанец к испанцу".
(«Властитель и тиран моих плачевных дней!
Кто право дал тебе над жизнию моей?
Закон? какой закон? Одной рукой природы
Ты сотворен, и я, и всей земли народы»)
Текст этого произведения воспринимался применительно к русской действительности и являлся воплощением тех идей, которые Муравьев выразил в своём недописанном агитационном листке "Любопытный разговор". (В. Г. Базанов. Владимир Федосеевич Раевский. 1949)
В этом же плане, конечно, рассматривались и строфы о свободе в трагедии "Танкред" Вольтера, переведённой Гнедичем. Успех трагедии, возобновленной на сцене в 1820 году, объяснялся именно этими декламациями, чрезвычайно усиленными Гнедичем при исправлении старого текста его перевода. В свете декабристской пропаганды обращёнными к русской действительности воспринимались слова Аржира:
Герои-мстители отеческой страны!
Вы, престарелые мои почтивши лета,
Собрались у меня для важного совета,
Как нам несущих брань тиранов отразить,
И славу, и покой отчизне возвратить.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
О други! нам пора от гибели спасать
Стяжанных кровью благ остаток драгоценный,
Для благородных душ всех более священный.
Свободу...
Но не эти, выигрышные для политической пропаганды произведения являются центральными в творчестве Гнедича и не ими определилось взаимоотношение его с декабристской идеологией. Прогрессивное значение обращения к античному миру в борьбе с "феодальной тиранией" было охарактеризовано Белинским. Он указывал на то, что именно в античной героике надо искать начало "всякой разумной общественности", "её первообразов и идеалов". Вдохновляющие идеалы древних республик были нужны дворянской революции 1825 года в той же мере, как они были нужны и буржуазной французской революции 1789 года, деятели которой, по словам Маркса, "вызывают к себе на помощь духов прошедшего", необходимых им, "чтобы удержать свое воодушевление на высоте великой исторической трагедии" (К. Маркс. Сочинения, т. VIII) …
В связи с интересом к античной героике в глазах декабристов особое значение приобретал перевод "Илиады", заканчиваемый Гнедичем. Перевод мог сыграть большую воспитательную роль. Он останавливал внимание на великолепных подвигах храбрости во имя славы и свободы отечества. Так именно склонен был понимать назначение своего перевода и Гнедич, постоянно проповедовавший идеи воспитания молодежи на примерах гражданственной мудрости и героики античного мира. Уже в начале 1820-х годов в среде декабристской молодежи означилось внимание к труду Гнедича. Интересным в этом плане является "Послание к Н. И. Гнедичу" Рылеева, где говорится об "отважности" перевода "Илиады", о том, что Гнедич
"Воспел пленительно на лире золотой,
На древний лад её с отважностью настроя."
…Гнедич задумал комментарий к "Илиаде" совершенно нового типа, явно соотносившегося с просветительными задачами декабристов.
Комментарий должен был представлять собой циклы историко-культурных популярных очерков на темы исторические, историко-географические, историко-бытовые и другие. В основу этих очерков легла обширная исследовательская работа Гнедича, далеко не исчерпывающаяся чтением ученых сочинений европейских комментаторов Гомера: X. Г. Гейне, Вольфа, Шубарта, Вебба и Найта, выписки из которых мы находим в рукописной тетради "Материалов" (Неопубликованные материалы. Хранятся в Гос. Публ. библиотеке им. Салтыкова-Щедрина. F XVIII, No 6.). Наиболее своеобразным способом воссоздания образов античной героики у Гнедича было обращение к современному характеру военного и бытового обихода греков. События греческой революции привлекали особое внимание декабристов к греческой армии, её воинскому духу и традициям. Гнедич видел в этих традициях прямую связь современных греческих воинов с воинами гомеровского эпоса. …
Комментирующий "Илиаду" очерк был написан весной 1825 года, т. е. в то время, когда память о революционных событиях в Греции воскрешалась в связи с нараставшими событиями русской революции. Пушкин, датируя письмо к Гнедичу 23 февраля 1825 года, сделал приписку о годовщине начала восстания Ипсиланти. Он напомнил эту дату потому, что Гнедич в 1821 году с достаточной горячностью, возбужденной особым интересом к Греции, отозвался на известие об этом восстании. Доказательством живого интереса Гнедича был перевод революционного гимна греков. …
Следующим произведением Гнедича, связанным с освободительным движением Греции, был перевод "Простонародных песен нынешних греков" (клефтов, или повстанцев). Перевод был актом общественно-политического значения и своеобразным литературным манифестом.
Сборник Гнедича, отразивший вековую борьбу греческого народа с поработителями, вызвал живой интерес в декабристских кругах, так как сам по себе являлся актом солидарности с греческой революцией, признанием ее глубоких народных корней. Именно эту солидарность и внимание имел в виду Пушкин, когда в письме к Гнедичу по поводу выхода его сборника подчеркнул дату "23 февраля", сделав приписку: "23 февраля - дата объявления греческого бунта Александром Ипсиланти". …
Проблемы, занимавшие Гнедича в эти годы, поставили его в ряд литераторов, на которых опирались будущие декабристы. Литературные призывы Гнедича оказались передовыми: они совпадали с теми культурно-просветительными идеями, которые были утверждены Союзом благоденствия и имели выражение в "Зелёной книге". … Литературная и общественная деятельность Гнедича настолько близка к идеям "Зеленой книги", что неизбежно возникает предположение о близких связях Гнедича с Союзом благоденствия. …
Вся литературная и общественная жизнь Гнедича была соединена с людьми, которые теперь числились государственными преступниками. Кроме ближайших друзей - Юшневского, Никиты Муравьева, Ф. Глинки, Рылеева, - среди арестованных было множество знакомых Гнедича, так или иначе связанных с ним.
Через шесть дней после приговора и казней Гнедич написал матери Никиты Муравьева, осужденного по первому разряду на 20 лет каторги, письмо, которое свидетельствовало о его участии, верности дружбе и явном сочувствии героическому делу декабристов. Он писал ей:
"Простите, почтеннейшая Катерина Федоровна, что осмеливаюсь тревожить Вашу горечь священную, справедливую. Но побуждение печальной дружбы, может быть, уважит и горесть матери. Вам известно, люблю ли я Никиту Михайловича. Более, нежели многие, умел я ценить его редкие достоинства ума и уважать прекрасные свойства души благородной; более, нежели многие, я гордился и буду гордиться его дружбою. Моя к нему любовь и уважение возросли с его несчастием; мне драгоценны черты его. Вы имеете много его портретов; не откажите мне в одном из них, чем доставите сладостное удовольствие имеющему быть с отличным уважением и совершенною преданностью Вашего превосходительства покорнейшим слугою.
Н. Гнедич". (Письмо Гнедича к Е. Ф. Муравьевой от 19 июля 1826 года в Р. О. Института Русск. Лит. АН СССР, I)
В 1826 г. Гнедич писал о декабристах:
«Любовью пламенной отечество любя,
Всё в жертву он принёс российскому народу:
Богатство, счастье, мать, жену, детей, свободу
И самого себя!..»
Разгром декабристов был не только крушением политических надежд и патриотических чаяний, но и крушением той литературной позиции, которую занимал Гнедич. Весь цикл его произведений и переводов, объединенный вокруг грандиозного создания - перевода "Илиады", был кровными узами связан с декабристскими идеями, со своеобразной, действенной интерпретацией гражданственности и героического мира древней Греции. Теперь идейная сущность труда Гнедича должна была неизбежно стушеваться.