Африканская внешность Пушкина доставляла ему немалого хлопот с самого детства. Известный русский писатель Иван Иванович Дмитриев однажды посетил дом родителей Пушкина, когда последний был еще ребенком. Подшучивая над оригинальным типом лица мальчика и его кудрявыми волосами, Дмитриев сказал:
— Какой арапчик!
В ответ на это вдруг десятилетний внук Ганнибала неожиданно отрезал:
— Зато не рябчик!
Можно представить себе удивление и смущение присутствующих, которые поняли, что мальчик Пушкин подшутил над физиономией Дмитриева, обезображенной рябинами.
***
Много лет спустя одна француженка допрашивала Александра Сергеевича о том, кто были его предки.
— Кстати, господин Пушкин, вы и сестра ваша имеете в жилах кровь негра?
— Разумеется, — ответил поэт.
— Это ваш дед был негром?
— Нет, он уже им не был.
— Значит, это был ваш прадед?
— Да, мой прадед.
— Так это он был негром... да, да... но в таком случае, кто же был его отец?
— Обезьяна, сударыня, — отрезал, наконец, Александр Сергеевич.
Оригинал статьи на моем авторском сайте
***
Во время своей южной ссылки Пушкин находился под надзором генерал-губернатора графа Воронцова, человека в общем снисходительного и добродушного, но видевшего в юном подчиненном не поэта, а обычного чиновника.
Оскорбленное самолюбие Александра Сергеевича прорвалось наружу, когда Воронцов отправил его в командировку — исследовать саранчу в южных степях Новороссии.
Командировка придумана была Воронцовым с целью дать Пушкину случай отличиться по службе, но Пушкин принял это поручение за желание посмеяться над ним. Вскоре Воронцов получил следующий рапорт, в котором Пушкин сполна изложил свои научные наблюдения над зловредным насекомым:
Саранча летела, летела
И села.
Сидела, сидела, всё съела
И вновь улетела.
Конечно, впредь Александр Сергеевич навсегда был избавлен от каких-либо командировок и особых поручений.
***
Однажды в приятельской беседе один знакомый Пушкину офицер по фамилии Кондыба спросил:
— Скажи, Пушкин, рифму на рак и рыба.
— Дурак Кондыба, — немедленно ответил поэт.
— Нет, не то,— сконфузился офицер,— ну, а рыба и рак?
— Кондыба дурак,— подтвердил Пушкин.
***
Во дворе одной почтовой станции остановилась коляска. Приезжий торопливо выпрыгнул из экипажа, вбежал на крыльцо и закричал:
— Лошадей!..
На его крик из комнаты выглянула заспанная фигурка лысого старичка – почтового смотрителя
— Чего изволите беспокоиться? Лошадей нет, и вам придется обождать часов пять...
— Как нет лошадей? Давайте лошадей! Я не могу ждать. Мне время дорого!
Старичок хладнокровно прошамкал:
— Я вам доложил, что лошадей нет! Ну и нет. Пожалуйте вашу подорожную.
Приезжий серьезно рассердился. Он нервно шарил в своих карманах, вынимал из них бумаги и обратно клал их. Наконец он подал смотрителю нужный документ.
— По ка-зен-ной на-доб-но-сти,— прочитал протяжно саричок. Далее почему-то внимание его обратилось на фамилию проезжавшего.
— Гм!.. Господин Пушкин!.. А позвольте вас спросить, вам не родственник будет именитый наш помещик, живущий в Спасском уезде, его превосходительство господин Мусин-Пушкин?
Приезжий, рассеянно просматривавший висевшие на стене почтовые правила, быстро повернулся на каблуке к смотрителю и внушительно продекламировал:
— Я Пушкин, но не Мусин! В стихах весьма искусен, И крайне невоздержан, Когда в пути задержан! Давайте лошадей...
***
Однажды Пушкин пригласил несколько человек в знаменитый петербургский ресторан Доминика и угощал их на славу. Вошедший граф Завадовский подошел к пирующим и сказал, обращаясь к Пушкину:
— Однако, Александр Сергеевич, видно туго набит у вас бумажник!
— Да ведь я богаче вас,— смеясь, ответил Пушкин,— вам приходится иной раз проживаться и ждать денег из деревень, а у меня доход постоянный — с тридцати шести букв русской азбуки.
***
Иван Дмитриев, в одно из своих посещений Английского клуба на Тверской, заметил, что ничего не может быть страннее самого названия: Московский Английский клуб. Случившийся тут Пушкин, смеясь, сказал ему на это, что у нас есть названия более еще странные:
— Какие же? — спросил Дмитриев.
— Императорское человеколюбивое общество, например,— отвечал поэт.
***
В кружке приятелей и близких людей Пушкин не отказывался читать вслух свои стихи. Читал он превосходно, и чтение его в противоположность обычному для поэтов вычурному «пению», отличалось, напротив, полною простотою.
Однажды вечером, перед тем как собравшимся надо было разъезжаться, его попросили прочитать стихотворение «Демон», оканчивающееся словами:
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.
Только что окончив чтение, Пушкин замечает, что одна из слушательниц, молодая барыня по имени Варвара Алексеевна, зевнула. Пушкин мгновенно произнес еще четыре стиха:
Но укротился пламень гневный
Свирепых демоновских сил,
И он Варвары Алексеевны
Зевоту вдруг благословил.
***
Будучи в Екатеринославе, Пушкин был приглашен на один бал. В этот вечер он был в особенном ударе. Молнии острот слетали с его уст, дамы непрерывно старались завладеть его вниманием.
Два гвардейских офицера, недавние кумиры екатеринославских дам, не зная Пушкина и считая его каким-то «учителишкой», порешили во что бы то ни стало «сконфузить» его.
Подходят они к Пушкину и, расшаркиваясь самым вежливым образом, обращаются:
— Миль пардон, не имея чести вас знать, но видя в вас образованного человека, позволяем себе обратиться к вам за маленьким разъяснением. Не будете ли вы так любезны сказать нам, как правильнее выразиться: «Эй, человек, подай стакан воды» или «Эй, человек, принеси стакан воды»?
Пушкин живо понял их намерение подшутить над ним и, нисколько не смутившись, отвечал серьезно:
— Мне кажется, вы можете выразиться прямо: «Эй, человек, гони нас на водопой!».
***
В качестве камер-юнкера Пушкин часто бывал у высокопоставленных особ, которые на всякий выдающийся талант, как литературный, так и артистический, все еще продолжали смотреть как на нечто шутовское и старались извлечь из такого таланта как можно более для себя потешного.
Пушкину претило подобное отношение к художнику, и он протестовал при помощи метких, полных сарказма экспромтов.
Явившись раз к высокопоставленному лицу, Пушкин застал его валяющимся на диване и зевающим от скуки. При входе поэта вельможа, разумеется, и не подумал изменить позы, а когда Пушкин, передав что было нужно, хотел удалиться, то получил приказание произнести шуточный экспромт.
— Дети на полу – умный на диване,— сквозь зубы сказал раздосадованный Пушкин.
— Ну, что же тут остроумного, возразила особа, — де-ти на по-лу, умный на диване. Понять не могу... Ждал от тебя большего.
Пушкин молчал. Важная особа, повторяя фразу и перемещая слоги, дошла наконец до такого результата: детина полуумный на диване, после чего, разумеется, немедленно и с негодованием отпустила Пушкина.
Теги: История, Русь Категории: История, Основные разделы