О триединстве образа Коровьева-Фагота-Рыцаря в Романе Михаила Булгакова

Валерий Аллин

«- Вы не Достоевский, - сказала гражданка, сбиваемая с толку Коровьевым.
- Ну, почем знать, почем знать, - ответил тот.» («Мастер и Маргарита» М. Булгаков)

Мне кажется, что вместо Достоевского здесь должен был быть Диккенс. Достоевский, конечно, ближе русскоязычному читателю, и должен бы быть знаком «гражданке», но, по воспоминаниям мужа сестры М.А. Булгакова Варвары Афанасьевны, «дома он отдыхал ... Читал и перечитывал Гоголя и Диккенса, особенно восторгался "Записками Пиквикского клуба", которые он считал непревзойденным произведением» («Михаил Булгаков. Жизнь и творчество»). Действительно, по словам сестры Булгакова Надежды Афанасьевны, с гимназических лет любимыми писателями Михаила Афанасьевича были Гоголь и Салтыков-Щедрин, «а из заграничных - Диккенс» («Воспоминания о Михаиле Булгакове», с. 57). В.А. Лёвшин вспоминал, что «удивился, когда узнал, что писатель номер один для Булгакова — не Достоевский, не Шекспир, а Гоголь» (с. 173) В период написания «Мастера и Маргариты» Булгаков ещё ближе знакомится с Диккенсом - «работая и в качестве актера (роль председателя суда в спектакле «Пиквикский клуб» по Диккенсу).» (с. 40) Более того, «... когда он смотрел на себя в зеркало, было ясно, что он видит перед собой уже не себя, Булгакова, а диккенсовского Судью.» (с. 278)

Все официальные объяснения образа Коровьего и его происхождения не выдерживают никакой критики. Булгаков был очень хорошим эзотериком, и главные образы у него вряд ли случайно разложены на три составляющие, соответствующие трём слоям нашего мира: материальному (в Москве), интеллектуальному (бал-фантазия Воланда) и духовному (потусторонний мир). При этом, центральное событие Романа, бал, является точкой истины – местом, где проявляется результат борьбы земных и духовных сущностей каждого героя. Например, Бегемот там остаётся «котом», а Воланд – Сатаной (своей ипостасью в потустороннем мире). Коровьев же там уже не шут Коровьев, а Фагот, ведущий себя вполне благородно.

В Романе Коровьев - единственный, кто совершенно однозначно предстаёт нам в трёх как бы параллельных, не пересекающихся образах:
1. Шут - собственно Коровьев, регент хора;
2. Фагот – организатор бала Воланда;
3. Рыцарь из свиты Воланда в потустороннем мире.

С эзотерической точки зрения основная сущность тут, безусловно, духовная - Рыцарь. Интеллектуальная сущность (Фагот) – проекция образов рыцаря и Коровьева, а сам Коровьев – проявление того, за что была наказана душа Рыцаря, а наказана она была за шутовство: «Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, – ответил Воланд, поворачивая к Маргарите своё лицо с тихо горящим глазом, – его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал.»

LindsayTravelerwDemonsДавайте разберём образ Коровьева-Фагота-Рыцаря, начиная с его главной сущности. Безусловно, образ Рыцаря Булгаков взял оттуда же, откуда и образы Маргариты-ведьмы и Бегемота, и откуда взял и высшую точку своего Романа (бал) - из рисунков Нормана Линдсея (Norman Lindsay). Коровьев там показан (1) на балу в виде человека и (2) «в аду» в виде рыцаря. На рисунке «Путешественник с демонами» (справа) рыцарь наконец-то осознаёт, что стремиться надо было бы к Свету, а притащенные им с собой в потусторонний мир рыцарские атрибуты (то, что ему было дорого при жизни) – атрибуты ада – то, что его в нём и держит. Сидящие рядом демоны даже не пытаются его держать – он сам привязал себя к тяжёлому мечу и доспехам – поэтому они показаны в самом низу рисунка (на уровне демонов). С этими атрибутами Рыцарь от демонов не уйдёт. Единственное, что ещё остаётся хорошего в рыцаре – воля, ведущая, в данном случае, вверх, к Свету.

Воля к Свету проявляется и на интеллектуальном уровне, как чувство собственного достоинства, как благородство. Это очевидно в поведении Фагота и на балу, и после бала. Перед нами уже не шут, а некто очень похожий на услужливого начальника стражи Понтия Пилата Афрания (кстати, тогда считалось, что фагот изобрёл монах Афранио). Надо сказать, что не мной отмечено подобие Воланда Пилату (с его сверкавшими в темноте волчьими глазами), Бегемота – Банге, а Фагота – Афранию. Конечно, во времена Пилата рыцарей не было, но по статусу Афраний вполне соответствует рыцарю. И он, кстати, шутит над Светом (Христом):

«Нет, прокуратор, он (прим. Иуда) встанет, когда труба мессии, которого здесь ожидают, прозвучит над ним.»

В общем, в этом сравнении чувствуется сильная натяжка. Тем более, что Афранио Альбонези фагот не изобретал. Скорее уж Булгаков под именем Фагот имел в виду плохо произносимое русскими английское слово forgotten (забытый). Но кто тогда забыт?

Теперь опустимся на землю, к образу Коровьева-шута. Это безусловно диккенсовский образ. В своей основе это (опять же не мной подмечено) - Альфред Джингль. Вот примечательное место из его монолога в «Пиквинском клубе» Диккенса:

«- Головы, головы! Берегите головы! - кричал болтливый незнакомец, когда они проезжали под низкой аркой, которая в те дни служила въездом в каретный двор гостиницы. - Ужасное место - страшная опасность - недавно - пятеро детей - мать - женщина высокая, ест сэндвич - об арке забыла - кррак - дети оглядываются - мать без головы - в руке сэндвич - нечем есть - глава семьи обезглавлена - ужасно, ужасно!»

Кстати, выглядит Альфред Джингль (и внешне, и в смысле гардероба) почти также как Коровьев, а его фамилия происходит от слова «бубенчик» – неотъемлемый атрибут шутовских колпаков. Интересно, что почти также критики отзывались и о самом Диккенсе ("болтливый молодой человек" William Wordsworth).

Надо сказать, что, читая «Посмертные записки Пиквикского клуба» Диккенса, то и дело вспоминаешь различные места из «Мастера и Маргариты»: мистика, приведения, демоны, сумасшедшие, чёрный юмор, тонкий стёб...

Итак, Альфред Джингль – основа образа Коровьева, а рисунок Нормана Линдсея – основа образа Рыцаря. Но, несмотря на рисунок «бала» (справа) у Линдсея, ясной основы образа Фагота нет. И это понятно, если он – результат борьбы образов приземлённого суетливого Коровьева и монументального, как бы показанного в «замедленной съёмке», Рыцаря («время Там течёт медленнее»). И тут мы переходим к главной загадке образа, который прольёт свет и на некоторые другие аспекты Романа. Для этого нам придётся как бы охватить взглядом всю жизнь ... Чарльза Диккенса, отражённую в его «датах» - первом и последнем романах этого гениального автора.

Сам Коровьев представляет себя бывшим регентом церковного хора. Как мы видим, у Булгакова в Романе нет ничего случайного. То есть, в титуле Коровьева важно каждое слово и всё вместе. Если перевести смысл, то Коровьев – некто, кто раньше был регентом церковного хора. Да, именно регентом, именно церковного, и именно был. У Диккенса есть и такой персонаж! Это - Джон Джаспер из неоконченного романа «Тайна Эдвина Друда» (входит, тем не менее, в 100 лучших детективных романов всех времен) - композитор и регент церковного хора. Диккенс умер, не оставив даже намёка на то, был ли Джаспер убийцей своего племянника Эдвина Друда. Грешник он или святой? Эта тайна не в шутку волновала общественность и, безусловно, самого Михаила Булгакова. Тайна Джаспера стала главной тайной самого Диккенса.

«В 1914 году Диккенсовское общество подвергло Джона Джаспера «суду». Современным исследователям трудно понять серьёзность, с которой отнеслись к «процессу» диккенсоведы того времени. В «суде» приняли участие многие литературные деятели начала XX века. Например, обязанности старшины присяжных взял на себя Б. Шоу.»

Dickens_Gurney_headВозможно, бывшим титулом Коровьева Булгаков указывает нам на самого Диккенса (портрет справа), как источник образа Коровьева-Фагота-Рыцаря. Скорее всего, Булгаков, пытаясь разгадать тайну Джаспера, как и другие поклонники Диккенса, искал дополнительный смысл в каждом слове «Тайны Эдвина Друда». Но тогда он не мог не заметить, что Джаспер – очень необычная фамилия для главного героя. Так в западной христианской традиции зовут одного из волхвов, пришедших к только что родившемуся Христу с дарами. Собственно имя этого католического святого и означает на персидском «дары приносящий». Как после этого понимать слова влюбившегося в земную девушку религиозного композитора в следующем отрывке?

«Ни один монах, когда-то денно и нощно бормотавший молитвы в этом мрачном закутке, не испытывал, наверно, такой иссушающей скуки, как я. Он хоть мог отвести душу тем, что творил демонов из дерева или камня. А мне что остается? Творить их из собственного сердца

Творить дьявола из любви! Это ли не каламбур? Как это сказалось на отношении Булгакова к творчеству Диккенса, в котором сам Диккенс, безусловно, и отражён, и чья фамилия согласно словарю Вебстер – синоним слова «дьявол»?

Не чувствовал ли Булгаков себя, подобно мастеру в Романе, магом, влюбившимся в дьявола? Не задумывался ли он, описывая Рыцаря, о своей судьбе, думая о посмертном пути любовника Маргариты?

(Обсуждать в ЖЖ)

Теги: , , , Категории: Библиотека, Книги, Нью-эйдж, Основные разделы, Это интересно
Короткая ссылка на этот пост: https://vectork.org/?p=15433

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.