(Подборка Валерия Аллина)
В переплетении над Временем |
всех траекторий и орбит |
моя судьба под общим бременем |
гордынь, открытий и обид. |
Под знаком Господа распятого |
звезду пасхальную слежу |
и в межреберье рану пятую |
рукой дрожащей нахожу. |
И пульсом бьется ощущение |
конца истории земной. |
И жизнь уходит, а прощение |
ещё не выстрадано мной. |
|
*** |
Моя единственная тема |
как будто вышла на поток. |
В моих словах одна дилемма, |
в моих стихах один итог: |
и неизбывная греховность, |
и по иной земле тоска, |
и Божьей милостью неровность |
неповторимого мазка. |
ЛИЦА |
Смотрю в глаза и вглядываюсь в лица, |
исследую бумаги хрупкий тыл… |
Они живыми могут лишь присниться, |
их взгляд на фотографии застыл. |
Куда ж они ушли, родные люди? |
Во мне не успокоился их дух… |
Но незаконны все мольбы о чуде |
и слишком робки зрение и слух. |
Ужель от них остались только лица |
и вечный лёг на души их покров? – |
Нет, знаю я, что призрачна граница |
друг в друга проникающих миров. |
|
ИЕРУСАЛИМ |
Я по его бродила мостовым |
и умирала каждую минуту: |
он был таким вещественно-живым, |
мираж, в душе моей рождавший смуту. |
По торжищу на Крестном на Пути |
шаг каждый как пройти мне удавалось? |
Прости мой грех, о Господи, прости, |
что сердце у меня не разорвалось! |
Его я в горней видела дали, |
но потеряла в дольнем измереньи. |
И вновь найти его в земной пыли – |
на это не хватило мне смиренья. |
1989 - 1991 |
|
ШПИЛИ |
Я мимо вас хожу так много лет, |
о гордые сверкающие шпили! |
Меня почти совсем вы ослепили, |
и потеряла я свой старый след. |
Быть может, я пойму когда-нибудь, |
как держат вас невидимые нити, |
какою силой город вы храните, |
на небеса указывая путь. |
|
БОЖИЙ ГОРОД |
Миг в городе Божьем на сломе эпох |
и тысячелетий на грани… |
И куст Моисеев еще не засох |
на поле невидимой брани. |
Здесь тридцать веков свой развеяли прах |
и снова земля плодоносит, |
и мир наш подлунный на всех языках |
Творца здесь о милости просит. |
Из камня пустыни тут строят дома, |
грозят непрестанно соседи, |
и Воля Небес проступает сама |
в любом остающемся следе. |
Еврейские буквы, арабская вязь |
и рядом английский привычный — |
такая кровавая, кровная связь |
на вывеске самой обычной. |
Блеск Мёртвого моря как явленный знак, |
пульс космоса в каждой песчинке… |
Даются тут силы рассеивать мрак |
и крылья — ничтожной личинке. |
1999-2000 |
|
*** |
Как я живу негармонично, |
как глупо, плохо я живу… |
Блуждая в мире безразличном, |
Тебя на помощь я зову. |
Вся жизнь моя как наизнанку, |
но есть надежда у меня |
проснуться как-то спозаранку |
и, образ вечности храня, |
опять войти в Твои пределы, |
Источник сил, Создатель мой! |
Тогда смогу окончить дело, |
тогда найду я путь домой. |
|
*** |
Творцом поставлена Игра, |
где я, разумное творенье, |
рождаю вновь стихотворенье, |
как жизнь, на кончике пера. |
И, как на шахматной доске, |
Душа лишь пешка иль фигура. |
Игра совсем не синекура, |
и жизнь висит на волоске. |
И нужно мне понять сквозь муть |
потока смертного страданья |
ответ великий Мирозданья, |
Игры божественную суть. |
|
* * * |
Вот снова я по Лейпцигу бреду, |
как будто бы в горячечном бреду. |
Во сне ли это или наяву, |
я разве здесь действительно живу? |
Я плохо понимаю эту речь, |
моей душе тут нечего стеречь, |
и прошлого удушливая тень |
покоя не дает мне каждый день. |
Здесь памятники славы мировой |
и город удивительно живой, |
и столько любопытного вокруг – |
всё это вижу я, очнувшись вдруг. |
Но далеко мой настоящий дом, |
и эта жизнь дается мне с трудом. |
Я в Божий град мечтаю убежать, |
В его земле хотела б я лежать. |
|
*** |
Я твёрдо знаю только то, |
Что не отменит смерть никто, |
Есть лишь надежды луч – |
Любовь и милость к нам Творца. |
Он с нами – значит, нет конца. |
Вот к тайне жизни ключ. |
Едва сквозь мрак забрезжит свет, |
Кто я – придёт ответ. |
|
*** |
Когда приближается жизнь к завершенью, |
тяжелые грешные дни |
на чаше одной, на другой же – свершенья, |
легки и прозрачны они. |
Давно и упорно потомки Адама |
иную реальность творят. |
И краски, и буквы, и нотная гамма |
включаются в этот обряд. |
И смысла оттенки бывают полезны, |
чтоб душу вдохнуть в матерьял. |
И Врубель врубался в духовные бездны, |
и Пушкин словами стрелял. |
А кто-то находит источник в пустыне |
и знает, что выше всего – |
себя создавать как сосуд для святыни. |
Но мир не узнает его. |
|
* * * |
Заметим вдруг, что жизнь, по сути, гамма, |
и со смиреньем скажем мы: мерси. |
Нас вверх по синусоиде программа |
от ноты «до» ведет до ноты «си». |
От верхней «до» путь долог или краток – |
но мы дойдем до нижней «до», увы. |
И в Книгу судеб как сухой остаток |
войдёт от пары строчек до главы. |
Вселенная рождается из гаммы, |
с Творцом наш продолжается Завет, |
и действие идет всемирной драмы – |
рассвет, закат и будущий рассвет. |
|
* * * |
Всегда на мушке у судьбы, |
всегда в Господней длани. |
Мы дети Божьи и рабы |
на жизненном экране. |
Безумен наш подлунный мир: |
в душе несовместимы |
Освенцим, звёзды и Памир, |
восход и Хиросима. |
Качается земная ось |
при буре-непогоде… |
Так мало сделать удалось, |
а время на исходе. |
И нужно подводить итог: |
кто я и что я значу? |
Шагну я скоро за порог, |
где будет всё иначе… |
|
ПРЕДИСЛОВИЕ К КНИГЕ «ПОСТИЖЕНИЕ» |
В стихах Риммы Запесоцкой заново всплывает чувство бездны, с которой русскую поэзию сроднил Тютчев. Чувство, которое может принять облик страха перед бездной зла, дремлющего в душе, и облик страха перед бесконечностью пространства и времени, где тонет без следа наше «я». Это не болезнь, без которой лучше всего обойтись. Это боль, в которой рождается нечто великое, боль, ведущая к радости увиденного вечного света и к радости творческого мгновения, когда удается замкнуть параболу, летящую из ниоткуда в никуда, - в круг художественной цельности. |
Поэт погружен в свои внутренние проблемы. Но эти личные проблемы суть вечные проблемы каждой развитой личности – в юности, в зрелые годы, в старости. Сквозная метафизическая тема делает Римму Запесоцкую – говоря словами Цветаевой – «поэтом без истории». |
Моя единственная тема |
как будто вышла на поток. |
В моих словах одна дилемма, |
в моих стихах один итог – |
и неизбывная греховность, |
и по иной земле тоска, |
и Божьей милостью неровность |
неповторимого мазка. |
В том же году – снова, еще острее: |
Бесконечно маленькая точка, |
созданная в зоне мерзлоты, |
на огромном дереве листочка |
нету беззащитнее, чем ты. |
Чуткая ко всем прикосновеньям, |
раненная каждою бедой, |
ты не прикрываешься забвеньем |
и неравный принимаешь бой… |
Мартин Бубер, переживший страх бездны в 14 лет и едва не сошедший от этого с ума, сближает паскалевское (для нас – и тютчевское) чувство бесконечности со страхом Божьим. Оно действительно толкает к поискам смыслообразующего начала по ту сторону пространства и времени. Поиски веры начинаются с неверия в окончательность очевидного. |
И пульсом бьется ощущение |
конца истории земной. |
И жизнь уходит, а прощение |
еще не выстрадано мной. |
Когда были написаны эти строки, поэту было 33 года. Чувству разрыва времени, неожиданному прорыву в вечность «все возрасты покорны». Здесь особый счет начальных и зрелых лет. Зрелость – возвращение в мир пяти чувств, но с каким-то новым, шестым – чувством глубины. |
В средневековой китайской притче сжато пересказан путь к зрелости: «Сперва я не знал Учения и думал, что гора есть гора. Потом, познав Учение, понял, что гора – вовсе не гора. Но еще больше углубившись в Учение, я постиг: гора есть гора!» Мало кто проходит этот путь до конца. В православии это называется трезвением. Не житейским трезвым отличием предмета от предмета, а чувством вечности, вмещенным в сердце и пронесенным сквозь повседневность. |
Вера начинается с неверия в окончательность страдания и смерти. Неверие в неподлинное толкает к подлинной вере. До нее трудно дойти. Поэты, затронутые страхом Божьим, по большей части остаются на мучительном раздорожье, - без полноты неверия в мир обособленных вещей и без полноты веры в реальность Целого. |
«Всякая религиозная действительность, - пишет Бубер, - начинается с того, что библейская религия называет «страх Божий», то есть с того, что бытие от рождения до смерти делается непостижимым и тревожным, с поглощения таинственным всего казавшегося надежным». |
Только пройдя через этот страх, можно прийти к действительности метафизической поэзии. Стихи Риммы Запесоцкой неуловимо непохожи на плоды экзальтации и стилизованного вдохновения, наполняющие сегодня книжные полки. В них есть подлинность – подлинность лично пройденного духовного пути. Сквозь карамазовский ужас перед бездной зла пробивается отдельными всплесками, вспышками – чувство света, радость духовного опыта. |
И вспышка на древе прозренья |
мне новое знанье дала: |
о, трижды блаженно забвенье |
на самой вершине ствола. |
Когда я пытался написать о поколении, сложившемся в начале 80-х, я цитировал стихи Риммы Запесоцкой: |
Икринки во враждебном океане, |
летящие по ветру семена, |
пронзенное бессмертием сознанье, |
в который раз воскресшая весна… |
Пробиваясь сквозь хаос истории и повседневность суеты, поэт ищет свой предначертанный изнутри путь. |
Боже, великой своей немотой |
Дай мне не сбиться с Пути! |
Григорий Померанц, 1994 |
(Снимок Влада Соколовского) |
Чудесные стихи!
спасибо за такую подборку. :0)