Гении легко заглядывает в потусторонний мир, а значит и в будущее. Братья Стругацкие неплохо ориентировались в потустороннем мире, что нашло отражение в их романе «Град обреченный», но заглядывали ли они в будущее? В какой-то мере ответ на этот вопрос даёт их роман «Обитаемый Остров» (1969, полный вариант). Этот роман Стругацких - первый из серии романов о прогрессорах (кстати, серия закончилась ничем, вероятно потому, что Стругацкие поняли, что, по крайней мере, один из них – люден). Действие романа происходит якобы в будущем и на другой планете, которая почему-то сильно напоминает развалившийся СССР и населена млекопитающими сильно похожими на людей. Не думаю, что у Стругацких не хватило фантазии. Просто они писали о России. О России после развала СССР. Думали о том, как этот развал можно ускорить, и к чему это приведёт. Когда гений думает о будущем, он его видит. Что увидели братья Стругацкие? Интересно, кто из них был гением…
С началом Русско-украинской войны, кто только не цитировал этот роман! Действительно, некоторые места романа просто описывают современные нам события. Судите сами (особо важные места я выделил жирным шрифтом). Подскажу только, что в романе:
«Выродок» - человек, способный усомниться в достоверности официальной информации.
«Излучение» - государственная пропаганда.
«Хонти» - отколовшаяся от Империи республика (аналог Украины).
«Пандея» - бывшая провинция Империи (скорее всего, аналог Польши)
«Неизвестные Отцы» - правительство Империи.
«Папа» - глава правительства (аналог Путина).
«Департамент общественного здоровья» - министерство пропаганды.
«Массаракш» - универсальное ругательство.
Итак, самые интересные цитаты из начального (до цензуры) варианта романа:
«Положение было спасено Неизвестными Отцами. Судя по всему, ... с тех пор положение в значительной степени стабилизировалось, и война утихла как-то сама собой, хотя мира никто ни с кем не заключал. – и сделали страну такой, какова она сейчас. Уровень жизни повысился весьма значительно, быт вошёл в мирную колею, общественная мораль поднялась до небывалой в истории высоты, и, в общем, всё стало хорошо. Максим понял, что политическое устройство страны весьма далеко от идеального и представляет собой некую разновидность военной диктатуры. Однако, ясно было, что популярность Неизвестных Отцов чрезвычайно велика, причем во всех слоях общества. Экономическая основа этой популярности осталась Максиму непонятна: как ни говори, а полстраны еще лежит в развалинах, военные расходы огромны, подавляющее большинство населения живет более чем скромно… Но дело было, очевидно, в том, что военная верхушка сумела укротить аппетиты промышленников, чем завоевала популярность у рабочих, и привела в подчинение рабочих, чем завоевала популярность у промышленников. … Внешнее положение страны продолжало оставаться крайне напряженным. К северу от неё располагались два больших государства – Хонти и Пандея – бывшие не то провинции, не то колонии. Об этих странах никто ничего не знал, но было известно, что обе страны питают самые агрессивные намерения, непрерывно засылают диверсантов и шпионов, организуют инциденты на границах и готовят войну. Цель этой войны была Гаю неясна, да он никогда и не задавался таким вопросом.»
«- Смотрите на юг, господа мои! На Юг! За Голубую Змею! Вот откуда идет настоящая опасность! Вот откуда, размножившись, двинутся колонны человекоподобных чудовищ, чтобы растоптать нас и смести с лица Мира. ... Вы не понимаете истинно великого назначения нашей страны и исторического подвига Неизвестных Отцов! Спасти человечество! Спасти цивилизацию! Не один какой-нибудь народ, не просто матерей и детей наших, но всё человечество целиком!…»
«- Почему решили заняться антигосударственной деятельностью?
- Потому что в истории мира не было более отвратительного государства, - сказал Кетшеф. - Потому что любил свою жену и своего ребенка. Потому что вы убили моих друзей и растлили мой народ.»
«Излучение башен предназначалось не для выродков. Оно действовало на нервную систему каждого человеческого существа этой планеты. Физиологический механизм воздействия известен не был, но суть этого воздействия сводилась к тому, что мозг облучаемого терял способность к критическому анализу действительности. Человек мыслящий превращался в человека верующего, причем верующего исступленно, фанатически, вопреки бьющей в глаза реальности. Человеку, находящемуся в поле излучения, можно было самыми элементарными средствами внушать всё, что угодно, и он принимал внушаемое как светлую и единственную истину и готов был жить для неё, страдать за неё, умирать во имя её.
А поле было всегда. Незаметное, вездесущее, всепроникающее. Его непрерывно излучала гигантская сеть башен, опутывающая страну. Гигантским пылесосом оно вытягивало из десятков миллионов душ всякое сомнение по поводу того, что кричали газеты, брошюры, радио, телевидение, что твердили учителя в школах и офицеры в казармах, что сверкало неоном поперёк улиц, что провозглашалось с амвонов церквей. Неизвестные Отцы направляли волю и энергию миллионных масс, куда им заблагорассудится. Они могли заставить и заставляли массы обожать себя; могли возбуждать и возбуждали неутолимую ненависть к врагам внешним и внутренним; они могли бы при желании направить миллионы под пушки и пулеметы, и миллионы пошли бы умирать с восторгом; они могли бы заставить миллионы убивать друг друга во имя чего угодно; они могли бы, возникни у них такой каприз, вызвать массовую эпидемию самоубийств… Они могли все.»
«Опасность для Отцов могли представлять только люди, которые в силу каких-то физиологических особенностей были невосприимчивы к внушению. Их называли выродками. Постоянное поле на них не действовало вовсе, а лучевые удары вызывали у них только невыносимые боли. Выродков было сравнительно мало, что-то около одного процента (прим. по Чехову и Шопенгауэру существует только1% людей с ясным мышлением), но они были единственными бодрствующими людьми в этом царстве сомнамбул. Только они сохраняли способность трезво оценивать обстановку, воспринимать мир, как он есть, воздействовать на мир, изменять его, управлять им. И самое гнусное заключалось в том, что именно они поставляли обществу правящую элиту, называемую Неизвестными Отцами. Все Неизвестные Отцы были выродками, но далеко не все выродки были Неизвестными Отцами. И те, кто не сумел войти в элиту, или не захотел войти в элиту, или не знал, что существует элита, – выродки-властолюбцы, выродки-революционеры, выродки-обыватели, – были объявлены врагами человечества, и с ними поступали соответственно.
Максим испытывал такое отчаяние, словно вдруг обнаружил, что его обитаемый остров населён на самом деле не людьми, а куклами.»
«Все сгнило здесь, - думал Максим. - Ни одного живого человека. Ни одной ясной головы. И опять я сел в галошу, потому что понадеялся на кого-то или на что-то. Ни на что здесь нельзя надеяться. Ни на кого здесь нельзя рассчитывать. Только на себя.»
«- Я прикидывал такой вариант: пандейцы вмешиваются в хонтийскую кашу, быстренько ставят там своего человека, и мы имеем объединенный фронт – пятьдесят миллионов против наших сорока.»
«- В конце концов что нам нужно? – сказал Тесть. – Либо объединенные хонтийцы, без этой своей гражданской каши, либо наши хонтийцы, либо мертвые хонтийцы… В любом случае без вторжения не обойтись. Договоримся о вторжении, а прочее – уже детали… На каждый вариант уже готов свой план.
– Тебе обязательно надо нас без штанов пустить, – сказал Деверь. – Тебе – пусть без штанов, лишь бы с орденами… Зачем тебе объединенная Хонти..? Деверь, который был до тебя, разъединил Хонти, а теперь нам приходится опять объединять… Путчи – путчами, а этак можно и до революции доиграться. У них ведь не так, как у нас.»
«На сколько нас хватит, Странник?
– Дней на десять, – сказал Странник.
– Ну, что же, дней пять шесть можно повоевать…
– План глубокого вторжения, – сказал Тесть, – предусматривает разгром Хонти в течение восьми суток.
– Хороший план, – сказал Папа одобрительно. – Ладно, так и решим… Помнится, были у меня в Хонтийском генерал губернаторстве какие-то рудники… медные… Как они там сейчас, интересно?…»
«- Да, Умник! А ведь, наверное, надо будет организовать общественное мнение. Ты уже, наверное, что-нибудь придумал, ты ведь у нас умник.
– Конечно, Папа, – сказал Умник. – Всё готово.
– Покушение какое-нибудь? Или нападение на башни? Иди-ка ты прямо сейчас и подготовь мне к ночи материалы, а мы здесь обсудим сроки…»
«Мобилизация уже объявлена, всех зовут в ряды, даже нашего брата воспитуемого амнистируют — и в ряды…»
«Во-первых, оказалось, что война ещё не началась, и что радиостанция «Голос Отцов», вопящая последнюю неделю о кровопролитных сражениях на нашей территории, врёт самым безудержным образом. Никаких кровопролитных сражений не было. … Частные радиостанции Хонти и Пандеи развлекали слушателей весёлой музыкой и скабрезными викторинами, а обе правительственные радиостанции Неизвестных Отцов непрерывно передавали репортажи с митингов Ненависти вперемежку с маршами.»
«– Опять мы к войне не готовы, массаракш, – заметил Зеф, выключая приемник и открывая прения.
С ним не согласились. По мнению большинства сила перла громадная, и хонтийцам теперь придёт конец. Уголовники считали, что главное – перейти границу, а там каждый человек будет сам себе хозяин и каждый захваченный город будут отдавать на три дня. Политические, то есть выродки, смотрели на положение более мрачно, не ждали от будущего ничего хорошего и прямо заявляли, что посылают их на убой.»
«Максим возразил, что … до сих пор непонятно, зачем эта война, кому она понадобилась, и пусть Зеф будет любезен не спать, когда с ним разговаривают, а поделится своими соображениями. … Причин было, по его мнению, по крайней мере три. Может быть, они действовали все разом, а может быть, преобладала какая-нибудь одна. А может быть, существовала четвертая, которая ему, Зефу, пока ещё не пришла в голову. Прежде всего – экономика. Данные об экономическом положении Страны Отцов хранятся в строжайшем секрете, но каждому ясно, что положение это – дерьмовое, массаракш и массаракш, а когда экономика в дерьмовом состоянии, лучше всего затеять войну, чтобы сразу всем заткнуть глотки. Вепрь, зубы съевший в вопросе влияния экономики на политику, предсказывал эту войну еще пять лет назад. Башни, знаете ли, башнями, а нищета нищетой. Внушать голодному человек, что он сыт, долго нельзя, не выдерживает психика, а править сумасшедшим народом – удовольствие маленькое, особенно если учесть, что умалишенные излучению не поддаются… Другая возможная причина – идеологическая. Государственная идеология в Стране Отцов построена на идее угрозы извне. Сначала это было просто вранье, придуманное для того, чтобы дисциплинировать послевоенную вольницу, потом те, кто придумал это вранье, ушли со сцены, а наследники их верят и искренне считают, что Хонти точит зубы на наши богатства. А если учесть, что Хонти – бывшая провинция старой империи, провозгласившая независимость в тяжелые времена, то ко всему добавляются ещё и колониалистские идеи: вернуть гадов в лоно, предварительно строго наказав… И, наконец, возможна причина внутриполитического характера. Уже много лет идет грызня между Департаментом общественного здоровья и военными. Тут уж кто кого съест. Департамент общественного здоровья – организация жуткая и ненасытная, но, если военные действия пойдут хоть сколько-нибудь успешно, господа генералы возьмут эту организацию к ногтю. Правда, если из войны ничего путного не получится, к ногтю будут взяты господа генералы, и поэтому нельзя исключить возможность, что вся эта затея есть хитроумная провокация Департамента общественного здоровья. Между прочим, на то и похоже – судя по кабаку, который везде творится...»
«Картина вторжения мыслится примерно следующим образом. На острие Главного Плацдарма выстроят три или четыре штрафные танковые бригады, подопрут их с тыла армейской корпуснёй, а за армейцами пустят заградотряды легионеров на тяжелых танках, оборудованных излучателями. Выродки вроде меня будут рваться вперёд, спасаясь от лучевых ударов, армейщина будет рваться вперед в приступе лучевого энтузиазма, а уклонения от такой нормы, которые неизбежно возникнут, будут уничтожаться огнем жандармерии. Если хонтийцы не дураки, они откроют огонь из дальнобойных пушек по жандармским машинам, но они, надо думать, дураки... Тем временем наши доблестные войска глубоко проникнут на территорию противника, и начнётся самое интересное, чего мы, к сожалению, уже не увидим. Наш славный бронированный поток потеряет компактность и станет расползаться по стране.»
«- Всё, - сказал Папа. - Прогадили войну.
Прокурор глотнул. Надо было что-то сказать. Надо было срочно что-то сказать, лучше всего – пошутить. Тонко пошутить… Боже, помоги мне тонко пошутить!…
– Молчишь? А что я тебе говорил? Не лезь в эту кашу, штатских держись, штатских, а не военных! Эх, ты, Умник…»
«Курьер из Военного департамента принёс последнюю фронтовую сводку. Фронт развалился. Кто-то надоумил хонтийцев обратить внимание на заградотряды, и вчера ночью они расстреляли и уничтожили атомными снарядами до девяноста пяти процентов танков-излучателей. О судьбе прорвавшейся армии сведений больше не поступало… Это был конец. Это был конец войне. Это был конец генералу Шекагу (прим. Шойгу?) и генералу Оду. Это был конец Очкарику, Чайнику, Туче и другим, помельче.»
«- Это уже не специальности, - возразил Мак. - Это, если угодно, просто свойства всякого порядочного учёного.
- И порядочного политика, - сказал прокурор.
- Редкостное сочетание слов, - заметил Мак.
Прокурор вопросительно посмотрел на него, потом сообразил и снова засмеялся.
- Да, - сказал он. - Политическая деятельность имеет свою специфику. Никогда не опускайтесь до политики, Мак, оставайтесь со своей химией…»