(А. Ставели; перевод Андрея Коклина)
Если нас вдруг спросят: "Что это значит — быть живым?", то более чем вероятно, что наш занятый ум тут же бросится выдвигать те или иные определения. По крайней мере, люди пытаются обычно нащупать нечто в таком роде — концепцию, идею — какие-то слова, в любом случае. Почему же так происходит? Ментальный центр менее всех прочих способен познавать жизнь во всей ее непосредственности и целостности, здесь, сейчас. Он может лишь, грубо и неуклюже, абстрактно думать о жизни. А это тщетное и совершенно неэффективное занятие. Читать дальше »
Теги:ГУрджиев, практика, эзотерика Категории:Библиотека, Нью-эйдж, Основные разделы, Тексты
Эта история произошла в одном небольшом золотопромышленном городе. Добыча драгоценного металла шла настолько успешно, что жителям не приходилось думать о хлебе насущном. Золота в горах было много, из него делали даже некоторые предметы обихода, включая водосточные трубы.
Дж.Г.Беннет: Слова здесь будут очень просты: сущностная работа, личностная работа. Активная сила находится в личности, отрицающая сила в теле. Мы начинаем обычно именно с этого: я против моего тела. "Я заставлю своё тело сделать это" — данная идея является уже неким началом разделения и определённым видом работы, хотя само понятие "Я" здесь пока ещё не означает ничего кроме личности. И в этом месте можно надолго застрять, принимая подобные вещи за реальную работу, хотя фактически, работа эта лишь укрепляет наше своеволие. И не только в отношении тела. Хорошо помню одного человека, поставившего себе целью не оправдываться. Он слышал, что подобный отказ от самооправданий — это очень хорошая вещь, поэтому поставил себе задачей, что бы он ни делал, никогда не оправдываться и ничего не объяснять. И да, он действительно преуспел в этом. Но увы, всё это так и осталось лишь в его личности. 
Из Пушкинских Гор в Михайловское можно выйти коротким путём – через спрятанную в ближайшей сосновой роще турбазу: за нею широко разлеглось картофельное поле, которое падает глубоко вниз, в воздушно-необъятную долину. К этим далёким всхолмьям. к гребням лесов, деревеньке и длинному озеру, казалось, можно только слететь; но тропа размеренно, неторопливо истончаясь, удалялась вниз к выплеснутым из зелёного села Бугрово одиноким домикам. Село было старорусское, всё в радушных садах, дремлющее, безлюдное: будто жизнь здесь замерла ещё с пушкинских времён. А рядом - озеро с вышедшим к самому берегу сосновым лесом, уравновешивающее и навечно успокаивающее этот пейзаж... Там, за плотиной, суетилась речка Луговка – под надзором наседавшей на неё безоконной мельницы; вблизи темнел дом мельника – будто специально созданный для одинокого, бессемейного старика, – вот уже почуялась тень Александра Сергеевича; здесь он гулял, обдумывал свою «Русалку»… 
Сын отодвинул компьютер и потянулся.