Я тогда преподавал в двух киношколах.
Одна была в Иерусалиме, учились в ней ребята религиозные.
А другая находилась на юге, училась в ней светская, свободная молодежь.
Был у меня в Иерусалиме золотой ученик, очень близкий мне по духу. Вот вам, пожалуйста, – худенький еврей из Йемена, а мне, как сын. Я называл его «Тарковский». Ну, просто, как перевоплощение Тарковского он был. И по мысли, и по философии жизни, и по тому, как смотрел лучшее советское кино. Ну и по тому, как снял свою курсовую.
Показывал он мне её на большом экране. Важен был ему мой «русский глаз».
Сидел я, смотрел и думал.
– Надо же, – думал я, – это же Канны или, на худой конец, Венеция. Какое кино!!! С одной стороны, гордость поднималась за то, что у меня такой ученик, а с другой – была мысль, как он смог?!.. Как проник в это чувство?! Как сумел достать меня?!.. Я за свои, тогда 45 лет, не дотянул до такого ощущения, а он – раз!.. И почти без труда… И такая лёгкость, и «тарковская» высота. Нет, мне такой фильм не сделать, – думал я. Прочитать дальше
Я могла бы начать эту статью очень по-разному. Заявленная тема настолько широка, что предполагает возможность выдвижения на первый план самых разных – и очень насущных для христиан сегодня – вопросов. Но после доклада Андреа Симончини
